1
Жил-был Танк… Впрочем,
быть он стал со дня, как его построили, а жить начал, когда чумазые
танкисты заправили топливом баки и завели двигатель – его могучее сердце.
Потом Танк установили на платформу, укрыли брезентом и по железной
дороге помчали на запад – прочь от громыхающих и дымящих заводов,
навстречу закатному солнцу.
Мерно покачиваясь на
платформе, Танк то и дело задремывал на ходу. На больших станциях он
просыпался, слушал гудки паровозов, стук колес, голоса многих людей.
Наконец, поезд пришел в большой город. Танк и его броневые собратья
слезли с платформ, двинулись в свою часть. Их там уже поджидали.
Из казарм и боксов
высыпали веселые ухватистые танкисты. Они приступили к техническому
обслуживанию новых машин – принялись смазывать, драить, заливать,
загружать… А вечером, усталые и радостные, уселись подле Танка, завели
разговор о новейших советских заводах, где умелые рабочие и умные
инженеры строят грозные боевые машины. На таких машинах им, танкистам,
любо-дорого рассекать по полям и дорогам, а если потребуется – и через
овраги, реки, холмы…
Молодой танкист Ваня
шершавой ладонью поглаживал швы сварного корпуса Танка, ласково
приговаривал:
- Новенький, быстроходный.
От него никакой супостат не уйдет!
Слова танкистов не расходились с делами. Вскоре они принялись гонять
танки по полям и дорогам, палить по мишеням из пушки и пулемета. Столбы
пыли, выхлопных и пороховых газов затянули окрестности; от скрежещущих,
давящих гусениц и колес дрожала земля.
Танк полюбил
стремительную езду, резкие, неожиданные маневры. Двигатель работал четко,
ходовая часть служила исправно. По трубкам, как по жилам, бежало масло и
топливо. Вода и воздух легко обтекали плавные обводы его корпуса. Танку
все время хотелось прибавить ходу - вырваться в атаке вперед,
преодолевая поля, холмы, реки и рощи. Он мог двигаться и без гусениц –
тогда опорные катки становились колесами, и боевая машина мчалась по
дорогам, обгоняя автомобили, тягачи, трактора.
Вдруг прекратились
пробеги и стрельбы. Не день и не два экипажи учились четко и слаженно
перемещаться в парадном строю. Танкисты провели внеплановый техосмотр;
рьяно протирали, чистили танки. Ранним майским утром взревели десятки
моторов, и танковая колонна тронулась в город. С тротуаров, с крылец и
балконов многоэтажных домов на танки и пушки глазели празднично одетые
люди. Они радостно приветствовали военную технику, смеялись и пели.
Звучала бравая военная музыка, на солнце блестело оружие, на ветру
шелестели полотнища красных флагов. Когда стройно – по шесть в ряд -
боевые машины выкатились на Площадь, загремели чеканные слова главной
танковой песни:
Гремя огнем, сверкая
блеском стали,
Пойдут машины в яростный
поход.
Когда нас в бой пошлет
товарищ Сталин,
То первый маршал в бой
нас поведет!
«Про нас поют, -
аккуратно укладывая траки гусениц на брусчатку, подумал Танк. – Значит,
скоро в поход».
Площадь была полна людей
– чисто одетых и пахнущих машинной смазкой, бензином. Блестели каски,
штыки, кубари и шпалы петлиц, цокали сталью подков разномастные кони. Но
Танк глазами-амбразурами разглядывал танки, бронемашины и тягачи. Среди
танковой братии выделялись экземпляры тяжелее, грознее быстроходных БТ –
например, многобашенные Т-28 и Т-35, похожие на гусеничные бронированные
замки. А могучие глыбы тягачей «Ворошиловец» так придавили брусчатку –
земля глухо стонала. «Сделаны они крепко, - подавив легкую досаду,
размышлял Танк, – да только тяжелы на ходу».
Вот стена с башнями и
зубцами и гранитный уступчатый мавзолей. На трибуне – люди, которым
подвластны тысячи танков, десятки тысяч танкистов. В их петлицах золотом
шитые звезды, на груди – празднично поблескивающие ордена. Скупо
улыбаясь, они наблюдали за прохождением войск и полетом стальных птиц с
красными звездами на фюзеляжах. «Кто такой Сталин? – задумался Танк. –
Наверное, он – главный танкист. Ведь Сталин – значит, стальной. Такому
дано. Может нами командовать!»
Мерно урча моторами,
танки покинули Площадь.
Город ликовал, славя свободный труд и подвиг советского человека. По
улицам и проспектам разлились людская река. В такой день никто не
скрывал радостных, светлых чувств. Завидя боевые машины, несколько
молодых рабочих со значками ГТО на футболках грянули под гитару:
Броня крепка и танки наши
быстры,
И наши люди мужества
полны…
На другой стороне улицы
песню задорно подхватили студентки, а затем все прохожие:
В строю стоят советские
танкисты,
Великой нашей Родины
сыны!
- Видишь, Ваня? –
весело и громко спросил командир.
- Так точно, вижу,
товарищ лейтенант! – бодро ответил механик-водитель.
- Что видишь, Иван? –
голос командира сделался строже.
- Вижу, что народ любит
советских танкистов.
- Правильно рассуждаешь.
А знаешь, о чем это говорит? Это доверие, эту любовь предстоит оправдать
в бою!
- Понимаю, товарищ
лейтенант. Мы постараемся!
- Кто это – «мы»?
- Я и БТ. Про танк тоже
в песне поется!
Слушая задушевную
беседу танкистов, Танк задумался о тех временах, когда потребуется это
самое – «постараться» и «оправдать».
Вскоре танки снова
поставили на платформы, и закопченные паровозы потянули длинный состав
на запад – туда, откуда грозили войною враги.
Выгрузились в солнечном,
утопающем в яблоневых и вишневых садах краю, с его тихими городками над
сонными речками, белоснежными хатами сел, где на околицах паслись
стреноженные кони, а в переулках – белые козы. Танк поставили под
брезент на ровную большую площадку. Его регулярно осматривали, смазывали,
прогревали мотор. Уютно млея на солнышке в тугой теплой смазке, БТ
безнадежно скучал по маневрам, атакам, стрельбе. Для чего над его
двигателем, пушкой, броней трудились десятки людей – чтобы он вот так,
без дела, стоял?!
Для сбережения
моторесурса на учения, стрельбы гоняли видавшие виды машины.
А танкисты все чаще
поговаривали о войне: сначала о том, как в Монголии наши БТ «наваляли
японцам», потом о тяжелых боях по грудь в снегу с какими-то финнами… То
и дело бойцы пытливо спрашивали: «Как полагаете, товарищ командир, будет
война с немцем?» - «У нас с Германией договор о ненападении, - получали
ответ. – Разговоры о войне прекратить!»
… Июньским утром
прозвучал тревожный приказ: «По машинам!» Бронетанковые батальоны вышли
из расположения и двинулись по десятку дорог. Механизированный корпус
скрежещущей стальной черепахой разворачивался на запад. Севернее и южнее
шли другие дивизии и корпуса.
Эти соединения
насчитывали многие сотни танков, бронеавтомобилей. Но большинство боевых
машин было легкими, со слабым вооружением, тонкой броней. Зато обычных
грузовиков, тягачей, бензозаправщиков не хватало. Из уст старших
начальников Танк впервые услышал диковинный разговор:
- Боевой наш кулак хоть
и велик, однако же – дрябловат. На бензине ходим, значит, гореть будем
как факелы. Броню БТ пулемет прошивает. Разве это танки? Броневички… С
чем на войну идем? Со старьем!
- Верно заметил маршал
Буденный: БТ годятся для парадного прохождения, но не для современного
боя!
- Да, не хватило нам
времени – новые танки освоить…
Слушая такой диалог,
Танк горько недоумевал: он еще не успел набегаться, пострелять – и уже
состарился? Как же так?!
Днем прошли мимо
разбитого тяжелыми бомбами, заваленного раскуроченными самолетами
аэродрома. Ни на земле, ни в небе не было видно ни одной исправной
краснозвездной машины.
- Эх, - сокрушались
танкисты, - взяли наших тепленькими, на земле. Остались мы без
сталинских соколов!
В сумерках корпус
остановился. Идти дальше было нельзя: кончалось горючее, которое бешено
пожирали моторы. Колонна с потушенными фарами замерла на дороге. По
обеим сторонам зловеще шумел черный лес. К штабному бронеавтомобилю
сошлись три генерала и полдюжины командиров со шпалами на петлицах.
Соблюдая светомаскировку, огня не зажигали. Раскинутую на капоте военную
карту скупо освещали фонариком.
- Горючего у нас – в
обрез. Что предпримем, товарищи?
- Ждать невозможно!
Приказ командующего: утром нанести контрудар.
- Что ж, - сказал с
досадой осанистый, бритый «под ноль» генерал, – ничего не попишешь!
Придется дробить наши силы, вводить корпус в бой по частям. Утром
атакуем противника одной головной дивизией. Для ее танков слить горючее
с резервных машин. Остальным рассредоточиться в лесу. Технику
замаскировать.
Утром Танк в составе
своего батальона вступил в бой.
Огромное зеленое поле
усеяла панцирная сила с намалеванными на броне черными тевтонскими
крестами. Развернувшись, враг напористо атаковал развернутые по опушкам
перелесков и рощ советские противотанковые батареи «сорокапяток».
Батальоны БТ ударили немцам в лоб и во фланг.
- Направление атаки –
высотка! – кричал механику-водителю командир. – Ваня, держи на высотку,
тебе говорят!..
«Вот он, яростный поход,
- бешено крутя шестернями, подумал Танк. – Только б не подкачать!»
В поле гремел встречный
бой. Немецкие Т-III и Т-IV из своих короткоствольных орудий
расстреливали советские БТ и Т-26 со средних дистанций.
Легкобронированные машины выходили из строя даже от попаданий крупных
осколков. Над полем поднялись смертные клубы черного дыма. «Вот каково
нашему брату, - думал Танк. – Сперва продырявят, потом подпалят. Ладно,
у танка грудь и бока стальные. А танкистам-то каково?»
От попаданий немецких
снарядов с танков срывало башни, их корпуса рвало, коверкало как
консервные банки. Но быстроходные БТ стремительно сближались с врагом.
Танк шел на немцев
зигзагом, успевая вертеть головой-башней – высматривал цель. Как только
неприятели схлестнулись грудь в грудь, немцам стало кисло под градом
советских снарядов: в ближнем бою они нещадно крушили хвалёную
крупповскую броню. Разделавшись с шустрым Т-III, Танк проворным рывком
проскочил к подбитому немцу и прикрылся им как щитом. Теперь, находясь
внутри боевых порядков врага, он поразил угловатый Т-IV, который
подставился левым бортом. Из лощины слева по немцам била «тридцатьчетверка».
Она уничтожила два танка и разбила гусеницу третьего. Немцы открыли
сильный огонь по лощине, но тщетно: снаряды рикошетировали от брони
новейшей машины. «Мне бы так», - с завистью подумал Танк и всадил второй
снаряд в неподвижный Т-IV. Немец зачадил и вскоре взорвался.
- Вперед! – хрипло и
зло командовал командир. – Вперед, на высотку!
Хоронясь за шлейфами
горящих машин, Танк ворвался на высоту и со скрежетом раздавил вражеское
орудие. Уцелевшие немецкие танки и бронетранспортеры спешно уползали к
дальнему лесу. БТ послал им вдогонку несколько осколочно-фугасных
снарядов.
- Ура! – кричали
танкисты. – Всыпали немчуре!
- Надо преследовать
гадов. Гнать их с нашей земли!
Последовал четкий
приказ комбата: уцелевшим машинам для прикрытия артбатарей
перегруппироваться на опушку большой ближней рощи.
Не успели
рассредоточиться, как в небе раздался зловещий вой, и на уцелевшие танки
принялись пикировать стаи стервятников с черными крестами на крыльях.
Поле покрылось разрывами бомб.
У подошвы высоты, на
краю которой стоял Танк, упала большая бомба. Танк завалился на левый
бок и съехал в воронку. Ствол его орудия покорежил крупный осколок.
Экипаж выбрался из машины и занял позицию в соседней воронке.
На смену отбомбившимся
«юнкерсам» прилетели новые бомбовозы. Они встали в круг и принялись
утюжить все, что подавало признаки жизни. Небо и солнце закрыли клубы
пыли и дыма. Ясным днем на поле боя упала ночная мгла.
2
С утра на кустах и
деревьях расселись и защебетали беспечные пичужки, затем из-за окоема
надвинулась черная туча ворон. Их пиршество на иссеченных, обожженных
телах продолжалось до вечера. В сумерках несколько немолодых мужчин и
женщин пригнали на поле десяток подвод. Они собрали тела советских
бойцов, схоронили их в братской могиле у подножия высоты. Потом сложили
на телеги разбросанное по полю оружие и боеприпасы, в суровом молчании
двинулись к лесу. Никто не стенал и не плакал. До слуха Танка донеслись
их слова:
- Айда к партизанам!..
На третий день на поле
смерти прибыла ремонтно-восстановительная колонна - автомашины с
оборудованием и инструментом и тягачи с лебедками. Немцы занялись
эвакуацией своих подбитых машин, а сожженные и вчистую разбитые танки и
пушки оттаскивали с глаз прочь - в дальнюю рощу. Трупы «сверхчеловеков»
собирали уже ночью, при свете пылавших костров.
Еще через день на поле
пожаловало сонмище легковых машин, бронетранспортеров и мотоциклов с
охраной. День был пасмурный. Скупые солнечные лучи, пробиваясь чрез
серые тучи, играли на никелированных частях «оппель-адмиралов» и «капитанов»,
штабных автобусов, золотом и серебряном шитье генеральских мундиров.
Среди желчных воителей с моноклями и хлыщей-адъютантов выделялся один
человек – в кителе мышиного цвета, с квадратной щеточкой усов и
выкаченными, со злым сухим блеском глазами. Когда он вещал, все молчали,
лишь назойливо щелкали фотоаппараты. Весь вид его выражал довольство от
лицезрения разбитой вражеской техники. Взбежал на высотку; заговорил,
став похожим на ощетиненного койота:
- Вот он, запах победы!
– жадно потянул ноздрями пахнущий жженым железом воздух. – Что я вам
говорил? Здесь, близ границы, мы уничтожили русские танковые соединения
и авиацию. - Притопнул ногой как норовистый мул. – Сталину никогда не
удастся возродить из пепла свои танковые силы: он не кудесник. Вы
слышите? Ни-ко-гда!
Слушая фюрера, генералы
почтительно склоняли головы, лощеные офицеры демонстрировали
предупредительную покорность, а в глазах читался горделивый блеск
победителей. «Как не так, - вспомнив советские танковые заводы, подумал
Танк. - Только бы выжили ребята-танкисты! На «тридцатьчетверках» они
наделают дырок в ваших лоханях».
… Прошло три года. Танк
все так же лежал на краю воронки возле усеянной ржавыми осколками высоты.
Корпус его полоскали дожди, секли снежной крупою метели. В воронке под
ним полевые мыши вырыли норы. Они весело возились, устраивая свое жилье,
пока туда не пожаловала лиса. Вездесущие мальчишки обходили БТ стороной,
предпочитая играть на броне других танков: им не нравилось, что он лежал
на боку.
Танк видел, как по
дороге на запад гнали израненных, изможденных пленных красноармейцев и
молодых парней и девчонок – для отправки в концлагеря и на работы в
Германию, - но его пробитое вражьим осколком стальное сердце оставалось
холодным.
Видел он, что
конвоируют несчастных не немцы, а исходящие свирепой руганью угрюмые
люди с белыми повязками на рукавах.
- Лютуют
каты-бандеровцы, ох, и лютуют, - скорбно вздыхали старухи. – Будь они
прокляты, наймиты фашистские!
Потом к железнодорожной
станции погнали гурты коров. За ними следовали немецкие моторизованные
брандкоманды, которые из огнеметов беспощадно жгли села и хутора.
Как-то утром Танк
услышал отдаленный гул канонады. С востока, грозно гудя, пролетали
эскадрильи краснозвездных бомбардировщиков. По дороге тащились
потрепанные батальоны отступающей немецкой пехоты. На санитарных машинах
и в телегах везли стонущих раненых.
Солнечным днем к высоте
подошла головная походная застава из трех пропыленных «тридцатьчетверок»
с пехотою на корме. Из первого танка вылез молодцеватый плечистый
танкист со шрамом во всю щеку. Склонившись над могилою павших танкистов,
сказал задушевно:
- Вот и свиделись,
товарищи мои дорогие! Боевые дороги снова к вам привели...
Этот танкист, Иван
Васильевич, в сорок первом был Ваней, механиком-водителем Танка.
- Кто здесь, товарищ
лейтенант? – несмело спросил стрелок-радист, веснушчатый паренек в
закинутом назад шлемофоне.
- Однополчане мои лежат,
- пояснил командир. – С ними я здесь первый свой бой принимал. В июне
сорок первого года. – Подошел к Танку, положил ладонь на опорный каток.
– Вот он, танк наш, БТ. Друг мой железный!
Вечером на видавшей
виды полуторке танкисты вернулись на Поле, к Танку. Установили на могиле
героев небольшой памятник с красной звездой. Уселись возле Танка, из
фляжки разлили «наркомовские», острой финкой открыли банку мясных
консервов под названием «второй фронт». Пожилой механик-водитель Лукич
растянул меха трофейного аккордеона.
Нас извлекут из-под
обломков,
Поднимут на руки каркас.
И залпы башенных орудий
В последний путь
проводят нас…
Старик-прохожий
рассказал танкистам, что был ездовым у партизан, и ему довелось здесь
хоронить погибших бойцов.
- Третью войну ломаю, -
дед, малый ростом, в кубанке и не по размеру больших сапогах, говорил не
спеша, покашливая. - В первую германскую был в конной артиллерии, два «Егория»
имею за храбрость. Так что повидал всякого. А их, что тут вот зарыты… -
Возвысил голос, поднял сжатые кулаки над седой головой. – Таких молодцов
во всем свете не сыщешь. Грудью на ворога шли! – Опустил голову; тихо,
но значительно молвил: - Теперь их души в раю, да. Молятся за нашу
победу. А то как же? У них заступник - святой Георгий Победоносец: на
коне, с копьем и в броне. И танкисты тоже – все на железных конях! Его
воинство…
«Что нам война? –
раздумывал Танк. – Коль подобьют – в ремонт пожалте. Залатают, заварят:
вот тебе новая шкура! А танкист, ведь он не из стали. Нам положено его
броней прикрывать… Эх, быть бы мне «тридцатьчетверкой»!
3
Второе рождение Танка
произошло на заводах, что без роздыха дымили и грохотали средь чудных
гор и лесов седого Урала. Машину разобрали на части и отправили в
переплавку. Вскоре у Нового Танка появилась своя голова – литая
толстостенная башня из несокрушимой уральской брони. В огромном
сборочном цехе башню приладили к корпусу, а затем начинили нутро всякой
всячиной: поставили пушку, пулеметы, аккумуляторы, радиостанцию;
накинули черные ленты гусениц. Лишь только забилось железное сердце
машины, Танк огляделся. В производственном корпусе было полно рабочих и
различного мудреного оборудования. Тут и там собирались броневые
собратья Нового Танка: этому краном подали орудие, другому крепили
большой ночной глаз – стеклянный фонарь…
В отличие от танкистов,
молодых здоровых мужчин, танки строили в основном старики и молоденькие
парнишки и девчонки ничуть не старше тех, кого бандеровцы гнали в
немецкое рабство. Они работали по двенадцать и по четырнадцать часов,
бывало, ночевали прямо в цехе, в пролете которого висел кумачовый
транспарант с боевым лозунгом: «Помни: линия фронта проходит у твоего
станка!». Все помышляли об одном – приходе долгожданного победного дня.
Танку для движения
требовались горюче-смазочные материалы, рабочим для жизни нужен был хлеб.
Чтобы приблизить Победу, они порой отказывали себе в хлебе.
В маршевой колонне, что
шла на подкрепление к фронту, Танк узнал, что отныне он не
колесно-гусеничный БТ-7, а тяжелый ИС-2.
Уже вскоре ИС обрел
постоянный свой экипаж под командованием старого знакомца лейтенанта
Ивана Васильевича. Бывалому танкисту было невдомек, что в новой машине
жив дух былого соратника, но Танк не огорчался. Легко, как богатырь
палицей, ворочая цельнолитой бронированной башней и 122-миллиметровою
пушкой, он вспоминал времена, когда был маленьким, легким и быстрым.
Тогда немецкий средний Т-IV был втрое, вчетверо сильнее его! Ныне эти
Т-IV лишь при виде грозного ИС прятались кто куда, а Танк помышлял о
единоборстве с «пантерами», «тиграми» и прочим немецким «зверьем»,
которое его тоже побаивалось. В сердцах танкистов запекалась горячая
кровь при виде сгоревших товарищей, сожженных заживо эсэсовцами и
бандеровцами детишек, матерей, стариков. А Танк – жалел он кого-либо
железным сердцем? Нет, не жалел! Он помнил слова командира:
- Бей, не жалей! Их
кроме битья ничем не проймешь. Одно слово – фашисты.
Преследуя огрызающегося
врага, Танк расстреливал и жег его боевые машины, утюжил пулеметные
гнезда, разбивал ДОТы и бронеколпаки. Немецкие снаряды и осколки
отскакивали от уральской брони как горох от стены.
Изгнав захватчиков с
Украины, Красная Армия вошла в Польшу. Там тяжелому танковому полку
пришлось форсировать широкую полноводную реку. Под ураганным огнем танки
по понтонному мосту перешли на западный берег. К утру заняли боевые
позиции на плацдарме, ожидая контратаки врага. По рации лейтенант
услышал сорванный голос комроты:
- Иван, на тебя идут «королевские
тигры». Пехота пропустит их, а ты подпускай и бей из засады. Мы
поддержим тебя!
Лейтенант так и сделал.
Он выждал, когда «зверинец» влезет на высокую насыпь, затем поразил
головную машину. Не видя ИСы, немец открыл беспорядочный огонь, но было
поздно. Их батальон потерял шесть 70-тонных чудовищ; остальные насилу
убрались восвояси.
- Молодец, Иван
Васильевич! – похвалил ротный. – И ребята твои молодцы. Разделали
эсэсовцев по-королевски!
Действительно, было
чему порадоваться. «Королевских тигров» было построено немного – около
500 особей. При своей большой технической сложности и дороговизне, эти
танки не смогли доказать свое превосходство над русским ИС-2.
Наступая из Польши в
Германию, Танк видел кладбища догорающей, разбитой немецкой техники:
танков, штурмовых орудий, бронемашин, пушек разных калибров. В полях и
лесах лежали остовы хищных «птичек» Люфтваффе. Тысячи немецких пленных
шли на восток – отстраивать ими сожженные, разбитые города, заводы и
шахты. Впереди колонн хмуро тащились некогда гордые немецкие офицеры, с
которых враз слетела вся спесь.
Зато ликовали
освобожденные от германского ига народы. В городах и селах красивые
полячки забрасывали танки цветами, крича, что, если б не русские, Польше
под немцем не жить. А обессиленные узники концлагеря, к которому
прорвались танкисты, вне себя от радости гладили траки Танка, целовали
покрытые дорожной грязью катки...
Так, не зная пощады к
врагам, Танк дошел до Берлина. От попаданий снарядов не раз клинило
башню, срывало гусеницы. Дважды Танк был в ремонте. Другим танкам его
штурмовой группы везло меньше: один подорвался на мине, другой был
поражен из фаустпатрона. Но лейтенант был осторожен и зорок как рысь,
фаустников чуял аж за версту, и на городских улицах их всех порешили
наши спешенные автоматчики. По «логову» ИС ударил прямой наводкой, а
после боя Иван Васильевич достал хранимый всю войну талисман – стальную
заклепку, взятую им с разбитого в первом бою танка БТ. Ею лейтенант
начертал на стене поверженного рейхстага:
Дошли!
Расписались здесь мы, гвардейцы-танкисты, чтоб наперед все помнили: кто
с мечом к нам ходил, от меча и погиб, а кто на танках вперся, нашими
танками раздавлен.
Гвардии старший
лейтенант: подпись
Гвардии сержант:
подпись
Гвардии рядовые:
подписи
2 мая 1945 года.
4
А что же Танк? Ему был
определен постамент, что соорудили на гребне большого кургана. Вокруг
расстилалась бескрайняя степь, изрытая воронками и окопами, избитая
осколками, опаленная батальным огнем. С кургана Танку виделись места
смертных боев и та высота, возле которой полегли отчаянные головушки, в
грозный час принявшие бой с новейшими немецкими «роликами» на легких БТ.
Танк стоял на мраморном
пьедестале, к подножию которого дети и ветераны приносили цветы, а воины
склоняли красные боевые знамена. ИС не жалел, что навек обездвижен.
Весной он видел, как буйно расцветает степь, прилетают веселые птицы,
смеются и поют счастливый люди. Лучше вот так вечно стоять на кургане,
чем воевать. Хорошо!
Так утекло много мирных,
спокойных лет. Наступил новый век – и все изменилось. К памятникам
перестали выносить овеянные славой знамена. Все меньше сюда приходило
детей, молодых парней и девчат. Лишь старики-ветераны, собрав последние
силы, шли на заветный курган… Однажды ночью бесноватые молодчики с
трезубом на майках, хуля прошлое, исписали памятные плиты
нечеловеческими ругательствами и загасили Вечный огонь.
Кровавые зарницы на
западе возвестили приход новой беды. Всю зиму над горизонтом вздымался
черный зловещий столб, и ветер доносил запах горючей смеси, пороха и
паленой резины. Весной, заглушив гомон птиц и шелест деревьев, ударил
гром канонады.
«С кем война? – сонно
помыслил Танк. – Откуда взяться врагу? Еще в сорок пятом лейтенант на
рейхстаге точку поставил…»
В тот день
девяностодвухлетний гвардии полковник Иван Васильевич с георгиевской
лентой в петлице прибыл на славный курган. Его глаза лучились молодым
блеском, ладони поминутно сжимались, будто норовя крепко, плотно взяться
за танковые рычаги. С ним было четверо крепких мужчин в знакомых Танку
черных комбинезонах. К пьедесталу подогнали трактор и покрашенный в
защитный цвет грузовик.
- Это, хлопчики, мой
боевой броневой друг, - говорил Иван Васильевич, чуть волнуясь. – Хоть и
стоит тут семьдесят лет, а – все при нем. По времени маршалу трижды
трубку выкурить, как мы движок заведем… Он еще нам послужит, ей-Богу!
Ополченцы – спутники
Ивана Васильевича – не подкачали. В нутре Танка кое-что заменили,
подтянули, почистили, смазали. Установили аккумуляторы. Заправив баки
топливом, стали заводить двигатель. Поворчав, он все-таки заработал. С
военных складов доставили и загрузили боекомплект. Командирское место в
Танке занял внук Ивана Васильевича, тоже танкист. Под трехцветным
российским флагом ИС направился на северо-запад. На прощанье старый воин
приветливо помахал ему вслед и отдал честь – приложил ладонь к
старенькому шлемофону.
По дороге Танк увидел
приметы новой войны. Переполненные измученными беженцами автобусы и
машины шли и шли на восток. В лицах людей читались страх и отчаяние.
Малые дети жались к родителям, глаза взрослых с тревогой глядели в ясное
небо в ожидании черной беды.
Миновали дотла
сожженную окраину большого села. На улице возле гробов с погибшими при
авиационной бомбежке застыл пораженный горем народ, ходил с крестом и
кадилом священник, отпевая невинно убиенных селян. Рядом с большими,
наспех сколоченными гробами стоял маленький детский гробик.
За селом, поперек шоссе
– линия фронта. На блокпосту Танк увидел подразделение ополченцев, в
облике которых не было ничего воинственного. Одетые кто во что, они были
разного возраста – от юноши до семидесятилетнего старца. Их вооружение
составляли не только автоматы и пулемет Калашникова, но также древние
трехлинейки, ППШ, ПТР. В глазах людей читалась решимость сражаться до
последнего и умереть во имя победы.
Воспользовавшись
короткой минометной дуэлью, которая заглушила звуки мотора, Танк
выдвинулся на «передок». Его позицией стала поросшая кустами ложбина в
лесу, в сотне метров от блокпоста ополченцев.
«С кем война? – терялся
в догадках Танк. – Неужто опять с фрицами?»
- Укры идут, - будто
услышав этот вопрос, сурово произнес командир. – Отродье бандеровское!
На лесной дороге, в
обход блокпоста, обнаружилось движение неприятеля. Впереди, ныряя
скошенным носом, шла БМП, за нею – два БТР и набитый солдатами грузовик.
На касках солдат красовались свастика и руны СС.
«Все понятно, - подумал
Танк. – Встретим, как подобает!»
ИС развернул башню,
высматривая перископическим прибором цели и ориентиры. Зловеще звякнул
механизм клинового затвора, досылая в ствол тяжелый снаряд…
Дух Танка жив – это
познали внуки и правнуки бойцов Великой войны. Как же иначе? Боевому
духу нет переводу, пока есть готовность встать на священный призыв: «Наше
дело правое. Враг будет разбит, победа будет за нами»!
1985, 2015
