УСЛОВНЫЙ БОЙ

                                                               
                                                                Глава I

                                                                        Будущее управляет настоящим…

                                                                                                         А.В.Суворов

                                                                 1

          Сменился в стране президент - и все вновь  заговорили о национальной идее.

          Президент был немолод, повидал в жизни всякого. В юности он  искренне исповедовал комсомольские идеалы, считая советский период отечественной истории самым значительным: Чапаев, Стаханов, подпольщики-молодогвардейцы предтавлялись ему героями всех времен. Советскую власть он в числе депутатов Верховного Совета России отстаивал до конца.

          После известных событий октября 1993-го бывший нардеп больше года был не у дел; лишь знакомство с редкими изданиями собранной за многие годы личной библиотеки скрадывало вынужденное бездействие. История государства Российского в изложении Карамзина и Ключевского поразила его, заставила кое-что взвесить и сопоставить.

          Еще на заре «перестройки» он в свите генсека Горбачева ездил в Англию, и, как и многие, был свидетелем, как Горбачев в присутствии британского премьера Маргарет Тэтчер принялся нахваливать какого-то Пальмерстона – за его мудрость и прозорливость. Кто такой Пальмерстон, начинающий советский политик, к стыду своему, знать не знал. Из энциклопедического словаря явствовало, что виконт Генри Джон Темпл Пальмерстон был лидером вигов, премьер-министром Великобритании и… одним из организаторов Крымской войны! «Кто ж присоветовал нашему премудрому Мише величать эту вражину Пальмерстона? – мучил отчаянно- недоуменный вопрос. – Неужели всезнайки из международного отдела ЦК? Сам-то Миша ни в жисть в словарь не полезет… Эх, да что вообще мы из нашей истории знаем?! Каких-то семьдесят годов из тысячи лет…»

          С тех пор изучение истории сделалось постоянным занятием государственника. Чего стоили язык и стиль историков досоветских времен! Их труды читались взахлеб, как роман.

          Особенно дивило описание XVIII столетия – века великой славы России. Не верилось, что в эпоху «потемкинских деревень» и господства екатерининских ловеласов народ русский жил вполне зажиточно, а Россия возвысилась до первой державы Европы. «В Европе без позволения нашего ни одна пушка выпалить не смела!» - эти слова канцлера Безбородко крепко засели в голове. Они не были пустой похвальбой. Великой и сильной Россию сделали даровитые правители и твердый в своей вере народ. «А что же мы? – задавался вопросом любознательный читатель анналов, - Только и всего, что именуемся великой державой, а когда надо делом имя великое подкрепить, чужого дозволения ждем». Сердце то жгли обида и гнев, то исцеляла надежда.

          Пятнадцать лет прошли в борьбе сперва за кресло губернатора, потом – за пост главы Российского государства. Положения предвыборной программы (из четырех пунктов) обрели и массу сторонников, и немало противников. Но на вопрос о том, как уберечь российский народ от физического и духовного вымирания, претендент нашел толковый, четкий ответ – и стал президентом. Тогда-то пришла пора задуматься о важнейшем: как исполнить задуманное? на кого опереться?

          По примеру Александра Благословенного, имевшего «Негласный комитет», новоиспеченный правитель собрал вокруг себя преданных его делу соратников – «своих», как сам частенько их называл.

          Новый глава страны понимал, что по возрасту и здоровью он вряд ли сможет пойти на второй президентский срок. Главной своей задачей он считал создание новой государственной машины – машины оригинальной и эффективной. «Под меня ничего создавать не надо, - «с порога» объявил «своим» президент.- Надо создать такую систему, чтобы народ верил правителю, чтобы пробудить в людях желание трудиться над воссозданием великого Российского государства».

          Четыре недели «свои» обмозговывали задачу; наконец, в теплый июньский вечер президент собрал их в своей недавно оборудованной резиденции.

 

                                                                   2

 

          Резиденция размещалась в сотне верст от столицы, в бывшем царском путевом дворце.

          По замыслу президента обсуждение нового устройства государства Российского необходимо было по-особенному обставить. Вместо электричества зажгли свечи, и глубина огромного зала и аванзал тонули в полумраке. Это будило воображение, придавало мыслям дерзкую остроту. Двусветный  зал с лепниной и скульптурами в стиле ампир казался мостом, переброшенным из великого прошлого в прекрасное славное завтра.

         Здесь были: Камчилов, пятидесятивосьмилетний боевой генерал; Анисин, сорокадевятилетний ученый-историк; Игнатьев, тридцатитрехлетний военный писатель. Президенту недавно стукнуло шестьдесят пять.

         В число «своих»  пытались проникнуть и политологи, но их президент не жаловал «за фетишизм и фанфаронство».

Сидели за небольшим изящным столом; пили чай  из чашек уральского фарфора. Как только стало темнеть и из раскрытых окон повеяло вечерней прохладой, подали горячий, на меду сбитень.

Президент говорил негромко, с жесткими нотками в голосе.

- На выборах люди криком кричали: дорогие политики, сколько можно нас реформировать?! Двадцать лет реформируемся – Петру Великому такие реформы не снились. За это время целое поколение народилось! А бюрократии, компрадорам реформы во благо: разжирели зверообразно. Пора о стране нашей подумать: детям, внукам в ней жить… Уже сейчас на политическую арену выходят новые, молодые силы. Они заявляют: поколение пораженцев – в отставку! Россия должна быть великой! Цель понятная. Должно указать пути к ней – сформулировать основополагающую идею. Наша судьба высока. Приступим к делу серьезно.

Заговорил историк Анисин.

- Новое собирание Россией земель для возврата к старым границам есть и наша национальная идея, и концентрированное выражение «русской мечты». Китайцы полтора века бились, но вырвали Гонконг из лап англичан. А мы от Крыма с Севастополем отреклись, как Гришка Отрепьев от греческой веры!

Президент откинулся на спинку обитого бархатом кресла, подпер рукою тяжелую голову. Другая его рука медленно вращала вырезанную из кости статуэтку индийского воина на слоне.

Анисин продолжал:

- Для решения этих грандиозных задач требуются нестандартные подходы… Россия должна вернуться к монархической форме правления.

Президент отставил статуэтку, выпрямился в кресле.

- Гм… Интересно!

- Когда у нас будет избранный Собором монарх… - Анисин кашлянул, вытер лоб и губы платком.- Царь, единодержец – как вам угодно, - именно он в глазах народа явится олицетворением высшей нравственной силы – силы, могущей призвать к ответу предателей, мздоимцев, преступников, святотатцев. Такой силы нет в руках президента: он избирается на краткий срок, а страна наша огромна. Государь же должен избираться лучшими людьми Земли Русской пожизненно; он должен иметь в губерниях своих представителей с особыми полномочиями… Только так мы найдем управу на кровопийц-бюрократов!

- Это что же, опричнина? – с усмешкой спросил президент.- А ну как царевы слуги начнут лихоимствовать?

- Монарх может быть переизбран! Чтобы сохранять с почетом престол, он должен все усилия направлять на укрепление нравственных начал. Любое потворство злу будет пагубно для царя.

- Необходим переход к иному образу нашего государства,- Анисина  поддержал густым басом генерал Камчилов . – Россия до сих пор воспринимается как вотчина перекрасившихся партийных и комсомольских функционеров. Возвращение «белого царя» несет в себе огромное объединяющее начало. Для нового собирания земель нужны новые правители и вожди. Для национальных элит на постимперском пространстве царь – носитель священной власти, которой они, элиты, издревле подчинялись. А президента России они признают лишь первым среди равных.

- Кем будут представлены основные ветви государственной власти?

- Президентский пост упраздняется. Во главе правительства – председатель Совета министров. Госдума формируется из определенного числа делегированных в нее депутатов региональных парламентов. Они хорошо знают обстановку в стране и должны работать в постоянных комитетах Госдумы. Сенат упраздняется. Наиболее значимые законопроекты вносятся на Собор, собираемый ежегодно из лучших людей регионов.

- Та-а-к! – президент пристукнул по столешнице ребром ладони.- Все это, как говорят незалежние паны-братья, трэба разжуваты. Ладно, посмотрим… Значит, даешь собирание исконных земель?

- Конечно! – подхватил повеселевший Анисин. = Но процесс этот длительный, займет не один год.

- То-то, - наставительно произнес президент.- А нам надо, чтобы процесс этот сделался необратимым. И потому как хлеб, как воздух сейчас нужны внешнеполитические успехи! Народу обрыдли поражения и нытье.

- На этот счет мы также можем кое-что предложить, - не опуская внимательных темных глаз, сказал военный писатель Игнатьев.

- Что ж, охотно послушаем тебя, Константин, - отозвался президент. (А сам подумал: «Ну, сейчас Костя отмочит такое… Еще на выборах стало ясно:  он на придумки мастак».)

- Не секрет, - заговорил с молодым апломбом Игнатьев, - что элита наша пребывает с ощущением многих комплексов. Один из них кроется в осознании того, что мы не выдержали противостояния с американцами. В Соединенных Штатах каждый год дату развала СССР отмечают как свою великую победу в «холодной войне». Зададимся, однако, вопросом: что есть «холодная война»? Это не есть военное противоборство армий на поле боя, не есть напряжение сил народа в тылу. Понятно, что «холодная война» - это понятие виртуальное, устрашающее воображение лишь возможностью скорого начала смертоубийства. В чем же тогда американцы проявили свое геройство, военную доблесть? Спросите любого русского: боится он крутого, агрессивного американца? Считает американцев победителями в войне с русскими? Или так: воевали мы с ними вообще? Ответ будет коротким – плюнуть и растереть!

Не понимая, к чему клонит писатель, президент вновь взялся за костяную фигурку.

- А коли так, - продолжал Игнатьев, - пришлось так называемым победителям утверждать свою «победу» на киноэкране. Тут уж их киноимперия развернулась во всю свою мощь! Где только голливудские супермены не били нашего брата: и на земле, и на море, и в воздухе.

- А мы? - с широкой улыбкой спросил президент.

- В кино - нет. В небе Кореи, Вьетнама - да! - Голос Игнатьева взволнованно зазвенел. -  Истинно великие нации гнушаются приписывать себе несуществующие заслуги. А американцы так рассудили: коль нет побед, их надо придумать.

- Понятно. Они это придумали. А мы что же? – Перебил президент.

- А нам следует сказать так, - еле сдерживая азартный блеск глаз, проговорил Игнатьев, - ну-с, господа воинственные американцы, мы, русские, готовы откликнуться на ваши заветные чаяния. Схлестнемся как в старину – стенка на стенку!

- Как это? – заражаясь азартом собеседника, спросил президент. – Нешто на кулачках с ними биться? Поединщиков выставлять?

- Сражаться! – твердо ответил Игнатьев.- Но без пролития крови.

- Военная игра?

- Да, игра. Но не на картах! У нас разработаны правила условного боя, когда войска противников могут состязаться в обстановке, максимально приближенной к боевой. Победителем становится тот, кто переиграет соперника тактически.

- И только? – президент высоко поднял брови. – А как в такой игре учесть уровень боевого мастерства солдат, офицеров?

- Это будет определяться путем испытаний отдельных подразделений и бойцов по стрельбе, рукопашному бою и так далее. Испытания выборочные, по жребию. По результатам испытаний высчитываются коэффициенты, которые учитываются в дальнейшем ходе игры.        

- Где же тут военная доблесть? – пытливо прищурясь, спросил президент. ( Сам подумал: «Неплохая придумка. Пора чванливым ковбоям всыпать как следует!») - Значит, победитель будет определяться по баллам? Как в боксе, что ли?

- Главное - тактически переиграть супостатов. Довольно им в кино изображать непобедимых воителей! Поглядим, каковы они в поле. Надо выставить тысячу лучших  солдат, с полсотни наиболее грамотных офицеров. Схлестнемся так – полк на полк!

- В одном американском батальоне тысяча человек, - вмешался генерал Камчилов.

- Да, да, - поспешно согласился Игнатьев, - нехай повоюют батальон с батальоном. А как побьем  охальников, народ поверит, что мы не ногою сморкаемся.

- Ладно, - пряча улыбку, президент встал, прошелся по залу. – Ваши предложения следует изучить. Относительно монархии мнение большинства граждан вовсе не благостное. Касательно показательного боя с американцами… Вы, генерал, немедленно займитесь детальной проработкой вопроса. Тщательная подготовка – залог успеха! После этого начнем зондировать почву для переговоров с вашингтонской ратью.          

                                  

                                                          3

 

«Свои»  догадывались, что президенту понравились их идеи. Президент любил разумный риск и не упускал случая, когда

можно было превзойти, подкузьмить «заокеанского брата».

          Две недели спустя генерал Камчилов докладывал президенту о подготовительных мероприятиях.

По документам было отобрано две тысячи лучших солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров Российской армии. После недельных сборов на специальной базе Минобороны отсеяли восемьсот и для участия в показательном бое утвердили тысячу сто лиц рядового и сержантского состава, сто офицеров – спецназовцев, десантников ВДВ и морских, пограничников, гвардейских артиллеристов, а также казаков из казачьей десантно-штурмовой бригады. Президент ознакомился со списком офицеров, которым надлежало доверить командование батальоном, ротами и батареями; изучил проект соглашения о проведении условного боя и примерные правила его проведения; внес кое-какие поправки – и дал добро на контакты с американцами относительно условий «дуэли».

Генерал Камчилов приступил к делу, воспользовавшись прибытием в Москву американской военной миссии. Главу миссии генерал-лейтенанта Томаса он знавал еще со времен югославского кризиса 1999 года.

Томас живо заинтересовался русским проектом и сообщил о нем в Вашингтон. Уже на другой день генерал разговаривал по телефону с президентом Соединенных Штатов. Поначалу тон президента был весьма благожелательным.

- Русские подкинули нам заманчивую идею. Что вы об этом думаете, генерал?

- Идея весьма заманчива, это правда. Но неудача этого дела грозит уничтожить результаты нашей победы в «холодной войне».

- Вы имеете ввиду моральный аспект?

- Именно так.

- О какой неудаче вы говорите? Вас вновь обуял страх перед советской военной угрозой? Так знайте: Советского Союза давно уже нет! Не для того наши налогоплательщики содержат лучшую в мире армию, чтобы она в решительный момент спасовала перед сборищем оборванцев. Передо мной данные Оборонного разведывательного управления, совпадающие с оценками ЦРУ. Состояние сухопутных сил русских куда как плачевно! Они давно пожрали остатки ресурсов, унаследованных от советской империи.

- Но в последнее время русские занялись укреплением армии…

- Попытка оживить мертвеца. Их потуги не вызывают ничего, кроме презрения.- Президент, задохнувшись, выдержал паузу, (Томас слышал, как он, недовольно сопя, перебирает бумаги.) – Наш отказ от проведения показательного боя может быть расценен как слабость. Ваша задача – договориться о наиболее приемлемых условия состязания. Русские должны горько пожалеть, что сама мысль о ристалище пришла в их неразумные головы. Их мнимая военная доблесть разлетится как мыльный пузырь! Все. Директивы вы скоро получите. И да поможет вам Бог!

                                    

                                                         4

 

Российско-американские переговоры проходили без огласки и длились два дня. Томас проявил капризную неуступчивость, Камчилов – железную хватку.

Вначале хитрый афроамериканец заявил, что местом переговоров должен быть Вашингтон.  Камчилов возразил: идея проекта принадлежит российской стороне, стало быть, переговоры должно вести  в российской столице. После сорокаминутного перерыва американцы объявили о своем «согласии на Москву».

Рассмотрели правила игры (без серьезных разногласий), силы и средства сторон. Решено было, что в игре примут участие десантники ВДВ и морские, мотострелки, спецназовцы – все в равном числе; по одной артиллерийской и минометной батареям, по четыре бронетранспортера. Один из американцев (в чине полковника авиации) нарочито учтиво спросил:

- Русские коллеги не настаивают на привлечении к игре авиации? Мы понимаем: игра будет проходить далеко от ваших границ, а у вас есть проблемы с горючим…

- Мы не будем на этом настаивать, - с расстановкой, позволяющей максимально точно воспроизвести перевод, проговорил генерал Камчилов. – Вам должно быть известно, что за последние пять лет российские и американские летчики встречались в одиннадцати условных воздушных боях. Российские асы со счетом одиннадцать - ноль пока впереди. Итак, в отношении авиации у нас полная ясность!

Американцы взяли новый тайм-аут; за стол переговоров они вернулись без не в меру ретивого полковника. В отсутствие заокеанских коллег русские закурили. Камчилов долго щелкал зажигалкой; сказал раздраженно:

- Ведь направляли в правительство предложение о создании особой компании, которая должна снабжать военную авиацию горючим по его себестоимости! На нефти ж…ой сидим… Так прилипли – без мяса не оторвать! А летать – пожалуйте: на ослиной моче. У, срамота!

Вернувшийся к переговорам Томас без обиняков заявил, что предлагаемое русской стороной число участвующих в игре офицеров для него неприемлемо.

- Мы предлагаем – восемьдесят. Сколько же вы хотите? – Спросил Камчилов.

- Пятьдесят!

- Чего они так уперлись? – шепотом спросил генерала Игнатьев.

- Им хорошо известны боевые качества наших младших офицеров, - ответил Камчилов. – Боятся – значит, уважают!

После длительных препирательств сошлись на компромиссном числе – шестьдесят пять человек. Томас сказал озабоченным тоном:

- Необходимо также определить количество женщин в общем числе военнослужащих, участвующих в игре.

- Сколько их у вас? - не моргнув глазом, спросил Камчилов.

- Пять.

- Прибавьте этих пятерых к тысяче ваших бойцов.

- Предупреждаю, генерал: они числятся в составе спецназа.

- Пусть хоть в «морских котиках». Мы согласны!

- А на вашей стороне будут женщины, генерал, - с любопытством спросил Томас.

- Одну возьмем, пожалуй.

- Кто же она?

- Лейтенант медицинской службы.

Перешли к обсуждению состава посредников, на которых, в конечном счете, возлагалась роль арбитров игры. Русские предложили привлечь к игре посредников от пяти крупнейших военных держав: Франции, Германии, Великобритании, Индии и Китая.  Американцы, ссылаясь на «историческую вину Германии в развязывании  двух мировых войн», предложили «заменить Германию на Италию». Переждав всплеск эмоций, Камчилов сказал:

- Италия была главным союзником Германии во второй мировой войне. Не видим логики!

Американцы для порядка еще поломались (кое-кто заикнулся было и о японцах, но вовремя прикусил язык), но, в конце концов, приняли русское предложение о посредниках.

Обсуждая место будущего «ристалища», договорились, что им должен стать остров в Тихом океане между сороковой и пятидесятой параллелями. Решили  в присутствии главных посредников тянуть жребий: чей остров – российский или американский – задействовать для игры. (Впоследствии эта процедура была проведена; случай благоприятствовал американцам.)  Условились также о порядке взаимодействия с прессой – дабы результаты показательного боя, как бы он не закончился, не остались «за кадром».

На другой день, после подписания взаимного соглашения, русские дали в честь американцев обед, и два трехзвездных генерала – от  рождения смуглый от донского загара и чернокожий – выпили «за содружество».                          

 

                                             Глава II

          

                                                        Безверное войско учить –

                                                        что пережженное железо точить.

                                                                               А.В.Суворов

 

                                                        В деле законном есть сила особенная,

                                                        непонятная и страшная для беззакония.

                                                                                Н.М.Карамзин

 

                                                    1

 

На подготовку к военному состязанию американцы запросили тридцать пять дней. Готовились основательно, не жалея сил и, главное, средств.

Информация о предстоящей баталии просочилась в американскую прессу. Поднялся превеликий гвалт. Посыпались проклятия «имперским рецидивам Москвы», зазвучали виваты в адрес «бравых американских парней». Телеведущие изощрялись в освещении бесчисленных пороков «нецивилизованных русских». Одна кинозвезда во время очередной фотосессии заявила, что намерена лететь «к неизвестному острову» на спортивном самолете – «бомбить русских варваров» упаковками с дешевым шампунем. Всемирно известный рок-музыкант сообщил, что намерен подарить американским и русским солдатам «голубое знамя всемирной любви: оно и только оно способно объединить всех и каждого». Журналисты не знали главного – где и когда? Команда генерала Томаса стойко хранила главный секрет.

Русские тоже времени зря не теряли. Провели командно-штабную игру; подразделения «обкатывались» на местности, напоминающей ландшафт американского острова. «Главное – добиться слаженных действий всех и каждого,- не уставал твердить командир батальона полковник Бродников. – Тяжело в учении – легко в бою!»

Бродников имел славное военное прошлое. Во вторую чеченскую кампанию он командовал батальоном, воевал почти без потерь. В тридцать семь лет окончил Академию Генерального штаба. Коренастый, подвижный, Бродников был очень спортивным: «солнышко» на турнике крутил так, что у всех рябило в глазах.

Игнатьев был назначен заместителем комбата по воспитательной работе; общий язык с Бродниковым он нашел быстро.

Как-то за ужином Бродников долго молчал; потом, без вступлений, заговорил о сокровенном.

- Помнишь, Константин Алексеевич, какой славой обладала «несокрушимая и легендарная»? А каким был тогда престиж офицера? Эх, увидеть бы вновь те благословенные времена! Будет на нашей улице праздник, как думаешь, комиссар?

- Думаю, когда-нибудь будет, - густо улыбаясь, ответил Игнатьев.- Ты сам не хуже меня это знаешь.

- Я даже скажу, когда это случится, - проговорил комбат, упирая на слово «когда».

- Интересно!..

- Помнишь наше детство золотое: чем тогда увлекались мы, пацаны?

- Как же! Летом – пляж, футбол. Зимой – хоккей до изнеможения. Занятия в школе отменят из-за лютых морозов, а мы во дворе шайбу гоняем – хоть бы хны.

- А еще? – Бродников нетерпеливо тряхнул русой челкой. – В войну мы играли, в войну! Подъезд на подъезд, двор на двор. Тут тебе и «неуловимые», и дружинники Ярославича, и индейцы. То сабли, то луки, то арбалеты, а бывало, и поджиг… «Выходи, Юрка, во двор: зарубу устроим!» - вот оно, взросление и мужание будущих защитников Родины! А после фильма «Офицеры», на который я ходил раз пятнадцать, будущее мое окончательно определилось.

- Да, дворовые игры в войну нынче редко увидишь…- раздумчиво молвил Игнатьев.

- Вот когда ребята снова будут играть в военные игры, можно будет твердо сказать: стоит Россия!

- Все так, - согласился Игнатьев, - Нужен только пример. 

Игнатьев постарался довести до каждого значение предстоящего условного боя. Затем был устроен киносеанс с демонстрацией отрывков из американских боевиков и отечественных документальных фильмов.

Солдаты русские увидали себя в исполнении заокеанских актеров. Полудебилы в измызганной аляповато-опереточной форме бесчинствовали в захваченных американских городах и селениях – подобно азиатской орде убивали, грабили, жгли… Они лишили статую Свободы ее демократических атрибутов, а взамен всучили серп и молот, том чуждой Конституции; на голову натянули буденовку. Затем оккупировали кафе и закусочные, принялись безденежно поглощать виски, пиво и гамбургеры. Сальные руки вытирались о голенища кирзовых сапог и галстуки официантов. На кондиционерах сушили портянки.

Против разнузданных варваров ополчились супермены с торсами Минотавров; беспощадные амазонки, умеющие водить как джип, так и тяжелый бомбардировщик, а также угонять русские танки; сексуально задвинутые эммануэли, которым не хватило униформы, и они сражались в купальных костюмах, в макияже и с нарощенными ногтями. Супермены «мочили» оккупантов из станковых пулеметов, легко удерживая «стволы» наперевес одною рукой; амазонки действовали в воздухе, на воде, под землей, выкашивали целые батальоны;  пышногрудые эммануэли валили громил-десантников, пробивая их бычьи лбы острыми шпильками своих роскошных ботфортов. Эпохальная битва с воплощениями зла и порока рождала сонмы героев. Внук бессмертного Рэмбо истреблял скифов в полный рост сразу из двух пулеметов; когда иссякли патроны, молодой мститель не растерялся – схватил индейский лук и тремя стрелами метко поразил три вражеских цели: вертолет, самолет-невидимку и, наконец, подводную лодку… Лишь HAPY AND оборвал картины возмездия.  

А вот и американская киноверсия Сталинграда. Красные комиссары гонят почти безоружные батальоны в атаку, безжалостно пристреливают отстающих бойцов из чудовищно больших пистолетов. В животном страхе перед лютыми политкомиссарами забитое красноармейское быдло бежит навстречу откормленным зубоскалящим фрицам, опрокидывает их и в панике преследует от Волги до самого «логова».

Не так-то было со служивыми цивилизованного сообщества. Не успело англо-американское воинство высадиться на побережье Нормандии, как перед командованием союзных сил встала главная проблема кампании: как уберечь, как спасти бесценную жизнь рядового Райна? Все до одного хорошо понимали: не станет означенного рядового – результаты всей операции пойдут насмарку… Пусть где-нибудь сложит безвестную голову русский, серб, поляк, индус или канадец, - лишь бы рядовой Райн подобру-поздорову убрался за океан! За судьбу рядового болела голова не только у генерала Эйзенхауэра – сам президент Рузвельт отсчитывал сердечные капли, ожидая известий у телефона.

Достославный драп Райна с фронта прикрывала вооруженная до зубов полурота. Надо было остановить немецкий танк, который нахально увязался за Райном, чтобы проводить бесталанного парня к Ла-Маншу. Битый час полурота  ратоборствовала супротив стального чудовища и, наконец, с помощью авиации, подбила-таки треклятого монстра.

Память о Райне оказалась воистину неистребимой. Как только в декабре сорок четвертого в Арденнах  на позиции «бравых парней» двинулись не один, а поболе немецких танков, всей Первой американской армии вдруг очень захотелось отчалить вслед за счастливчиком Райном. Многие тысячи американцев встали на «тропу Райна», побежали к Ла-Маншу, бросив тяжелую технику и вооружение. Помешал этому Черчилль: его мольба дошла до ушей «нецивилизованных русских», и они, спасая союзников, сокрушили всех бронтозавров с крестами, взяли самое «логово зверя». В благодарность за это Черчилль, а затем Ален Даллес принялись наставлять Райна и других «бравых парней», как надобно действовать, чтобы покончить со строптивой непокорной Россией…

После сеанса была дискуссия. Седой, как лунь, ветеран Сталинграда, багровея, хрипел:

- Ты погляди!.. Покуда кровью мы умывались, они за морями мошну набивали. К нам «студебеккеры» гнали – откупались, значит. А ну как сейчас «студебеккеров» понаделать да им послать: забирайте назад! А нам солдат наших верните, что вместо вас под германские танки легли. Дезертиры! – Утер глаза, вскинул голову – всклокоченный, злой: - Эх, кабы знать наперед, что они за люди, что у них за Америка… Мы бы не встали на Эльбе, нет. В Ла-Манш бы загнали бахвалов– чтоб помнили крепко! Союзнички… Нет, сынки, мы не так воевали! Не из страха перед политруками мы  бились с врагом. Это все американские поганцы придумали… Не верьте, сынки!

Зал гудел как борть растревоженных пчел.

- Ишь, канальи, чего про нас наплели!

- Еще потягаемся – кто сколь каши съел.

- Они культурные дюже: кашу не жрут. На гамбургерах разъелись!

- Стало быть, нелюди мы – вроде гобленов или циклопов.

- Так об этом и Гитлер хайлал! Они, дескать, соль земли, мы – навоз.

- Значит, они – «золотой миллиард»? Значит, неймется? Ну-ну. Побачим!

Игнатьев добился главного: подразделения готовились к «баталии» с азартом, самозабвенно. Для «углубления воспитательного процесса» не потребовалось ни пламенных речей, ни душещипательных наставлений.

Возле настенного стенда с портретами воинов-героев сошлись спецназовец Беслан и казачий урядник Данил с казаками своего отделения.

- Глянь, Жора, вот то человечище: восемнадцать штыковых ран получил от французов – и выжил! Наполеон специальным приказом этого гренадера Коренного своему войску поставил в пример…

- Эй, Данил, слушай сюда! Цитирую: «Бронебойщик Федор Старцев двенадцатого января сорок третьего года в бою у города Каменска Ростовской области из противотанкового ружья сжег и подбил одиннадцать немецких танков, а вскоре, в следующем бою – еще четыре».  Это как, а?

- А тут, глядите, браты: «Боец Брянского фронта Василий Пучин за несколько месяцев тысяча девятьсот сорок первого года гранатами и зажигательными бутылками вывел из строя тридцать семь танков противника. Василий Пучин написал специальную брошюру по боевой подготовке бойцов истребительных подразделений…»

- Знай наших!

- Американцы, как думаешь, сожгли хоть один немецкий танк бутылкой с «коктейлем»? Или, к примеру, гранатой? – Спросил спецназовец Беслан друга Данила.

- Не буду врать, браты! Не слыхал о таком.

- И они не слыхали…

- Погодь малость, скоро услышат!

…Перед отправкой на дело для воинов в храме Христа Спасителя отслужили молебен. Ладанный дым окутывал большие и малые звезды погон, возносился под церковные купола. Мраморные доски на стенах напоминали имена героев, места жарких и славных битв. Подобно могучим пращурам, священники, солдаты и офицеры молились пред святыми иконами о даровании русскому оружию новой победы.

 

                                                        2

 

К острову Дымный (так в русском переводе звучало название затерянной в Тихом океане полоски земли длиной двенадцать, шириной три – пять километров) войска сторон были стянуты к началу третьей декады августа. Личный состав, вооружение и воинское имущество перебрасывались на больших десантных кораблях; их сопровождали: с российской стороны крейсер с эсминцем, с американской – пять боевых кораблей разных классов. В квадратах, прилегающих к острову, рыскали американское авианосное соединение и отряд китайских ВМС. О присутствии подводных лодок догадаться было нетрудно.

Секунданты сторон – генералы Камчилов и Томас – находились на флагманских кораблях флотских группировок, все посредники и журналисты – на индийском  большом противолодочном корабле, бросившем якорь в удобной юго-восточной бухте. Российские корабли группировались у южной, американские – у северной оконечности острова.

Двадцать первого августа происходила выгрузка вооружения и имущества, двадцать второго на остров высадились оба батальона в полных составах. Трехкилометровый фронт протянулся поперек острова от западного побережья до юго-восточной бухты. Южная (российская) половина составляла в глубину четыре с половиною километра; северная (американская) – больше семи.

Километрах в двух  за центром русских позиций громоздилась большая высота; она вполне могла стать ключом обороны. Левый фланг опирался на гряду малых высот. На правом фланге лежала плоская равнина, перерезанная поперек неглубоким оврагом. Большой овраг тянулся перед центром американских позиций. Правый их фланг был отделен от центра небольшою рекой. Перед малыми высотами река делала крутой поворот и впадала в океан на западном побережье. Почти сразу за речной излучиной и большим оврагом начинались лощины и лес, тянувшийся до северной оконечности острова. Лес прекрасно скрывал передвижения американцев на всю глубину их расположения. На русской стороне был небольшой лесок между большой высотою и морем.

На время проведения состязаний солдаты и офицеры противоборствующих батальонов лишались всех видов связи, кроме  ограниченного числа военных радиостанций. (Сотовая связь была подавлена путем использования специальных приборов, состоящих на вооружении ракетчиков). Радиостанции были у посредников; у секундантов они могли работать лишь на прием. Плотная облачность не позволяла наблюдать за островом с воздуха и из космоса. Полеты авиации запрещались до дня окончания состязаний (двадцать пятого августа). Исключение делалось для посредников, в распоряжении которых было два вертолета.

Американцы, привыкшие воевать с размахом, вывалили с кораблей столько добра, что его с лихвой хватило бы для обеспечения российской дивизии. Контейнеры с холостыми боеприпасами, запчастями, специальным инструментом, стройматериалами для оборудования оборонительных сооружений, тюки с теплыми вещами, запасной амуницией, коробки с медикаментами, продовольствием, цистерны с водой – все это, как вершину египетской пирамиды, придавил многопудовый груз с гигиеническими прокладками и туалетной бумагой.

После выгрузки «необходимого минимума материальных ресурсов» командование американского батальона предприняло мозговой штурм, решая, как доставить все это к линии фронта? Автотранспорт соглашением о проведении состязаний не предусматривался, и бравые парни, костеря генерала Томаса, поволокли тяжелое барахло на себе…

Русские справились с выгрузкой вдвое быстрее. «Наш обычай таков: как встал, так готов! – комбат Бродников не уставал повторять афоризмы любимого полководца. – Солдат на войне должен быть освобожден от всех тягот. Его дело – сражаться и побеждать!»

Впрочем, рытье окопов Бродников считал прелюдией всякой баталии. За это дело русские принялись с энергией, достойной времен севастопольской эпопеи. И двадцать второго, и двадцать третьего августа на русских позициях земля бойко летела с лопат. Перед носом американцев обозначились несколько опорных пунктов противника, а то, что сооружалось им на высотах и в глубине обороны, было начисто скрыто от глаз.

 

                  И вот нашли для боя остров,

                  Построили редут, -

 

перефразируя  поручика Лермонтова, напевали десантники. Острословы-казаки подхватывали задорно:

                 

                  У наших ушки на макушке:

                  Где надо дзот, где надо – пушки;

                  Они не подведут!

                  Попрут шварцнеггеры-братушки,

                  На нас наставив финтифлюшки, -

                  Каюк им будет тут!

 

Двадцать третьего августа по вводным  проводились артиллерийские стрельбы, оценивалась выучка экипажей БТР, боевая подготовка небольших подразделений и отдельных бойцов. Российские артиллеристы и минометчики получили высшие баллы; легендарный «калаш» в умелых руках десантников и казаков не подвел никого. Чуть хуже сработали пулеметчики: английский посредник при одинаковых результатах отдал «пальму первенства» американцам.

Российский бронетранспортер доставил к месту ристалища полевую кухню; свободные от состязаний бойцы принялись за обед. Американцы, пробавлявшиеся безвкусными рационами, принюхивались к аппетитному запаху каши, то и дело сглатывали слюну. Герой иракской кампании полковник Миллер в преддверии решающей схватки с русскими постарался предусмотреть все, только забыл как следует накормить…

Американцы с любопытством глазели на вооружение и экипировку русских парней.

- Смотри, Хью, эти ребята неплохо владеют рулем. Бронетранспортер под ними бегает, как мустанг.

- Не только бегает, но и прыгает и еще виляет, как уж! – откликнулся на слова рядового Билла морской пехотинец Хью. Он закончил ковырянье в зубах; отбросив зубочистку, добавил негромко: - Униформа у них – блеск. Профессионалу не стыдно такую надеть!

- Что-то не очень они похожи на тех ублюдков, которых я видел в боевиках, - проворчал Билл. – Что ты об этом думаешь, Хью?

- Ловить рыбу в аквариуме слишком просто,- философски заметил морской пехотинец, - вот нас и послали подергать акулу за жабры.

- Хотел бы я знать, сколько этим русским платят за службу… - задумчиво проговорил рассудительный Билл.

Разговор их сам собою угас. Солдаты разглядывали в бинокли русский бивак и голого по пояс десантника, который как ни в чем  ни бывало «крестился» двухпудовою гирей.

 

                                                            3

 

Чем ближе подходил срок начала военной игры, тем  беспокойнее билось сердце генерала Томаса. Предстоящая баталия уже казалась ему авантюрой, которой во что бы то ни стало следовало избежать. То, что русские основательно подготовились к состязаниям, было еще половиной беды. Главная опасность, по мнению генерала, крылась в порочных взглядах командования американского сводного батальона.

Командир батальона полковник Миллер отличился во время второй иракской войны. Батальон Миллера двигался в авангарде наступающей американской дивизии. Боевой дозор заметил в стороне от дороги несколько брошенных иракских танков. (Скорее всего, экипажи оставили их из-за поломок.) Миллер приказал своему лучшему танковому взводу «расстрелять и поджечь» эти танки противника, что и было исполнено. (Впоследствии Миллер объяснял, что это потребовалось «для профилактики»: за брошенной иракской бронетехникой могли-де маскироваться вражеские истребители танков.) Завидев столбы дыма над горящими танками, Миллер горделиво доложил командованию, что на марше был атакован иракскими танками силами до батальона; во время короткого боя уничтожил десяток танков противника; американцы потерь не имели и стремительно преследуют отступающих в панике азиатов.

В других сражениях с врагами Америки Миллеру участвовать не пришлось, но за поверхность над «иракским танковым батальоном» он был удостоен высокой награды. Все было бы ничего, но новоиспеченного кавалера разоблачил перед начальством один из его подчиненных, которого по какой-то причине обошли с награждением.

Скандала не вышло, дело быстро замяли: у Миллера была «лапа» в «верхах». Однако перспектива производства в бригадные генералы отодвинулась в туманное завтра, и это угнетало амбициозного офицера. По-ковбойски самоуверенный и заносчивый, Миллер полагал, что он достоин не одной, а как минимум четырех генеральских звезд! Недаром кумиром Миллера стал генерал Джордж Смит Паттон – бессмертный герой, которому в Америке подражали с самого детства. Подобно Паттону, Миллер не снимал с головы тяжелую каску и всем своим видом демонстрировал презрение к любому противнику.

За мужественную задиристость Миллеру благоволили другие «ковбои» из высших военных кругов. «Знаешь, Джо, в чем ты несправедлив к этому парню? – завел как-то с Томасом разговор о Миллере министр обороны, - Ты никак не можешь простить ему тот смешной случай в Ираке, не так ли? А он, этот полковник, просто грезит войной! Он рвется в бой: бой, беспощадный и восхитительный, заполонил его воинственную фантазию. Миллер еще себя покажет!.. Скажи, Джо, что в этом плохого?»

Томас не счел нужным спорить с шефом из-за какого-то Миллера. В душе он был тверд в своем мнении: ему, как профессионалу, претило, когда офицер приписывал себе несуществующие боевые заслуги. Понятно, назначение Миллера командиром сводного батальона в предстоящей военной игре неприятно удивило опытного генерала. А вскоре недоумевать пришлось куда больше.

Томас полагал, что для достижения победы в военной игре достаточно добиться частного тактического успеха – отсечь слишком удаленный левый фланг русских в районе малых высот, а основные их силы прижать к большой высоте. В случае превентивного наступления неприятеля можно было успешно обороняться, прикрывшись рекой и оврагом. Игру планировали закончить двадцать пятого августа, и даже небольшой тактический перевес, достигнутый до этого срока, гарантировал победный вердикт арбитров.

Несостоявшийся бригадный генерал Миллер имел дерзость не согласиться с доводами генерал-лейтенанта Томаса. «Мы будем наступать двумя ударными группами против выступающего в нашу сторону центра русских, - заявил «ковбой» утром двадцать второго. – Мы окружим часть сил противника в центре и на плечах отступающих ворвемся на главную высоту – Малахов курган, как они его именуют. После этого фланговым подразделениям русских не останется другого выбора, как также капитулировать!»

Напрасно Томас убеждал Миллера в невыполнимости столь амбициозной задачи в условиях равенства сил, - кандидат в бригадные генералы алкал лавров за «русские Канны». Хуже всего было то, что командир сводного батальона имел неотъемлемое право на принятие окончательного решения. Двадцать третьего встревоженный Томас позвонил президенту. Выслушав генерала, президент не на шутку взъярился.

- Я не забыл, как вы настаивали на том, чтобы не использовать в игре новейшую военную технику – из опасения перед русскими вертолетами, так называемыми «акулами», танками Т-90, боевыми машинами пехоты третьего поколения. Помните, Томас? Мы тогда согласились с вашими доводами, а ведь они не бесспорны! Мы могли переиграть русских технически, а это прямо ведет к тактической победе в условиях современной войны. Вы, Томас, настояли обеспечить батальон техникой и вооружением начала девяностых годов – все ради «уравнивания шансов» и обеспечения, таким образом, тактической победы в игре. Так добейтесь ее, Томас! Устройте хорошую трепку этим троглодитам, этим последышам «холодной войны»! Поставьте их на место – этого ждет от вас весь цивилизованный мир. Я верю в наших парней! А до ваших разногласий с Миллером мне нет никакого дела…

Разговор прервался, но Томасу все было ясно. В отличие от российского президента, который успехом в военной игре хотел положить «прекрасное начало» своего правления и задуманного им переустройства страны, главе Соединенных Штатов хотелось, чтобы в конце анналов о его президентстве было начертано не безликое многоточие, а красовался бы жирный восклицательный знак.

Томас срочно связался с министром обороны и попросил заменить его, как секунданта в игре, другим генералом. Министр с готовностью согласился. Вместо Томаса назначили генерал-майора Хока, но тот не смог прибыть к острову с Аляски из-за нелетной погоды. Томасу предстояло нести свой крест до конца.

 

                                                     4

 

Посредники взяли за правило собираться по вечерам в просторной кают-компании индийского военного корабля. Отдавая дань напиткам, сигарам, вели неторопливые разговоры о предстоящем противоборстве американцев и русских.

Самым общительным был французский полковник Демишель: он то и дело втягивал в дискуссии индийского и китайского полковников; немецкий генерал-майор Клингер, игравший роль старшины в вопросах сохранения правил дипломатического этикета, и британский бригадный генерал Вильсон нечасто удостаивали младших по званию и возрасту коллег участием в их вольных беседах.

Двадцать третьего августа за ужином  полковник Демишель, вздыхая, сказал:

- Подумать только! Еще недавно мы всерьез полагали, что русская армия, как организованная сила, более не существует. Что же мы видим сейчас? Их военная машина, будто воспрянув из пепла, бросает вызов сильнейшей армии мира. Что вы об этом думаете, господа?

- Полагаю, этот их вызов – шаг весьма опрометчивый, - желчно проговорил генерал Вильсон.

Индус и китаец как по команде подняли головы. Они не ожидали от доселе невозмутимого англичанина такого активного вклинивания в разговор.

Вильсон не любил американцев. Но еще больше ненавидел он русских, считая их существами низшего порядка, агрессивными варварами. Но эти воззрения Вильсона были мало кому известны.

Круглолицый румяный Демишель радостно потер руки, спросил вкрадчиво:

- Вы хотите сказать, генерал, что в предстоящей игре русским уготовано поражение? Мне казалось, они исполнены желания побороться…

- Русским не приходилось встречаться с американцами на полях битв. Они думают, что этот противник много слабее духом. Русские ошибаются! У американцев огромная воля к победе – железная спортивная воля. К тому же, что особенно важно, они куда расчетливее, организованнее русских. Не надо забывать, что это – игра.

- Но, возможно, непролитие крови в прошлом – благо не только для американцев, но и для русских? – спросил индус.

- Это не совсем так,- вмешался китайский полковник, - Во время войны в Корее против американцев действовал советский авиационный корпус. Тогда в воздушных боях американцы потеряли самолетов втрое больше, чем русские.

Вильсон оттолкнул недопитый чай, уставился на китайца выкаченным как у скворца желтоватым глазом. Сказал хрипло:

- Ваши данные не бесспорны! Я, господа, готов утверждать, что у русских победы случаются лишь тогда, когда они действуют вопреки здравой логике или используют непреодолимые силы природы. Пример тому – полный разгром Великой армии Наполеона в Русской кампании тысяча восемьсот двенадцатого года. Но здесь, на острове, действуют иные факторы. Американцы должны доказать свою лучшую выучку и превосходство тактического мышления, как это приличествует армии цивилизованного государства!

Тирада Вильсона уязвила чувства не только француза, но и китайца с индусом. Англичанин держался так, будто за ним была могущественная, неумолимо-циничная Британская империя. Казалось, он заблудился во времени – «ошибся» в календаре как минимум на полвека.Затянувшееся неловкое молчание нарушил немецкий генерал Клингер.

- К чему этот спор, господа? Завтрашний условный бой все решит. А свое умение предвидеть мы можем выказать иным способом. Заключим пари. Ставлю два против одного, что в предстоящем бою верх будет за русскими!

Никто из офицеров не ожидал ничего подобного от сдержанно- молчаливого немца. Однако после спора с британцем спортивный азарт охватил всех. Подумав, француз и индус высказались в том же духе, что и Клингер; китаец по понятным причинам участия в пари не принял, но вслух выразил уверенность в успехе русского батальона; Вильсон громко объявил, что принимает пари с верой в безоговорочную победу американцев.

 

                                                          5

 

В ноль часов двадцать четвертого августа сторонам было объявлено о начале полномасштабной военной игры. Помощники посредников в числе двадцати человек заняли свои места по обе стороны фронта. Пятеро главных арбитров намеревались обозреть ход «баталии» с рассветом на вертолете. В их распоряжении на случай непредвиденных обстоятельств находились четыре взвода индийских морских пехотинцев.

Ночь прошла как будто спокойно. Перед рассветом три американские роты начали выдвижение на рубеж атаки – большой овраг. Четвертая рота (без одного взвода) должна была действовать на правом фланге против русских, закрепившихся на малых высотах. Во второй линии у полковника Миллера было три взвода. Позиции орудий и минометов в глубине обороны прикрывало одно отделение. Таким образом, для удара по центру русского фронта американцы собрали восемьсот человек, сгруппированных в два «кулака»: Миллер был исполнен надежды отрезать и окружить русские подразделения на выдвинутых вперед позициях возле большого оврага.

На рубеж атаки американцы шли тихо, с соблюдением маскировки. В ротах царил спортивный настрой, над головами витал дух бескомпромиссной борьбы.

- Что, Билл, надерем задницы этим русским выскочкам? – устраиваясь на дне оврага, спросил громким шепотом приятеля морской пехотинец Хью. – Чтоб больше не смели гавкать на славную американскую армию!

Билл не ответил. Его била какая-то непонятная дрожь. Он не был голоден, не замерз, - а дрожь не отпускала, как только начал спускаться в чертов овраг. «Наверное, это нервное»,- лязгая зубами, подумал Билл.

Тем временем полковник Миллер до зубовного скрежета сжимал свои тяжелые челюсти от пренеприятнейшего известия. Американское боевое охранение, выдвинутое к оврагу ночью, к утру не досчиталось лейтенанта и рядового. Стало ясно, что русские, получив «языков», знают о планах командования американского батальона, и посредники уже вбросили в их «копилку» «фишки» большого достоинства.

Белый от гнева, Миллер бросился к лесу. На опушке стояли три бронетранспортера. Построив командиров машин, полковник рыкнул:

- Пулеметы зарядить боевыми!

Все экипажи машин состояли из вояк, побывавших с Миллером в иракской кампании. Сержантам загодя было известно, что полковник тайно провез на остров комплект боевых патронов ко всем пулеметам четырех своих БТР, и если он приказывает зарядить, то, значит, так надо.

Миллер подбежал к головной машине, и тут кто-то ухватил его за рукав. Миллер оглянулся. Начальник штаба батальона подполковник Уик, дергая руку шефа, спросил:

- Что ты задумал, Айк?!

Миллер выдернул руку, ощерился зло:

- Я приказал зарядить пулеметы.

- Это безумие, Айк! – голос подполковника задрожал.- Использовать боевые заряды нельзя. У нас с русскими соглашение!..

Миллер оттолкнул начальника штаба, полез на броню БТР.

- Какое соглашение, Джим? Здесь война! – Посмотрел сверху вниз на растерянного офицера, ткнул пальцем в туман: - Сразу видно, что ты, дружище, не хоккейный болельщик. А я хоккей люблю с детства. Мы сыграем на приверженности русских соблюдать всякие соглашения, правила! Они в этом вопросе чересчур щепетильны. А мы без затей примемся  ломать их кости, и они дрогнут!.. Вперед! Разбираться потом никто не будет, даже ООН. Хороший индеец – мертвый индеец!

Через десять минут на равнину, еще не совсем очистившуюся от тумана, выкатились американские бронетранспортеры; строча из пулеметов, они двинулись к русским окопам. Из оврага поднялись пехотные цепи – постреливая, пошли вслед за «броней».Пулеметы беспрерывно долбили по брустверам русских траншей. Когда миновали передовые узлы обороны, бронетранспортеры остановились: обескураженная пехота отстала.

Окопы были пусты. Молчал эфир. Русских не было видно. На огонь противника они не отвечали.

 

                                                    Глава III

                                                                                                               

Дело мастера боится.    Русская пословица    Переход от оборонительного положения в наступательное – одно из самых затруднительных действий на войне.     Наполеон Бонапарт

                                           

                                                   1

 

Седьмая казачья рота (четыре взвода общим числом сто двадцать пять человек) обороняла левый фланг батальона. За двое суток казаки отрыли траншеи на северных скатах малых высот, оборудовали пулеметные гнезда. Немецкие посредники на «гут» оценили фортификационную работенку и распределение секторов обстрела.

Ночевали в две смены: одна половина роты бодрствовала, другая почивала «на локотке». Пластуны ходили в разведку – «прощупывали басурманов» на побережье. На КНП роты с группой спецназовцев прибыл замкомбата Игнатьев. В ожидании начала дела офицеры проговорили почти до утра.

- Мы тут, господин подполковник, диспут затеяли,- пояснил Игнатьеву комроты Матвей Зарубин,- за что в мире американцев не любят? Куда ни глянь – на чем свет костерят, флаги полосатые жгут. А мы-то сколько лет на американские коврижки облизывались! В крови у нас, что ли, - обезьянничать, подражать? То французам, то немцам; теперь вот этим Рэмбо и Рокки…

 Игнатьев охотно поддержал разговор: тема «диспута» вдохновляла.

- Не любят их? Они сами в том виноваты! Что, при Советах средь нас кто-нибудь американцев ругал? Не-ет, браты, такое было немыслимо! Наперебой восхищались: ах, «Бони-М», ах, Мадонна! Себя ругали – за отсталость, за косность, за «железный занавес», будь он неладен… На фильмы ихние, как на священнодействие, шли. Ну, вот, приспело времечко, загасили Советы, прорубили к сэмам «окно». И что увидели? Всех они презирают, но от каждого хотят что-нибудь да иметь. Новые римляне, мать их!.. Только римляне собственным мечом величия добивались, а эти все засчет чужих мечей и мозгов норовят. В чем их пример? Ни дружить, ни любить, ни гулять! Вот поглядим еще – умеют ли воевать…

- Как же мы обмишурились? – огорченно спросил Данил, богатырского сложения старший урядник.- Такую державу сгубили ни за понюх табаку! Союз ведь был могучим, как дуб.

- На дубе том черви да аспиды корни и ствол источили. Правители наши врали: «за бугром», дескать, погано, а сами потомство туда возили – восхищаться, внимать. Вспомнить совестно – так задурили народ…

- Вот народ веру и потерял, - подхватил ротный Зарубин. – Рыба-то с головы гниет.

- Нешто кисло нам без чужого ума? – перебил Данил взволнованным басом. – В богатейшей стране живем!

… На КНП прибежали два спецназовца с запиской от начальника штаба батальона Сухих. Ссылаясь на распоряжение комбата, Сухих давал добро есаулу Зарубину «действовать немедленно по основному варианту». Спецназовцы доложили: американцы атакуют центр русских силами до шести рот при поддержке трех БТР; бронемашины ведут интенсивный пулеметный огонь боевыми; комбат Бродников отводит передовые подразделения к ключевой высоте.

- Что ж, есаул, принимай решение! – ободряюще-твердо сказал Игнатьев.- Время не ждет.

Курчавый смуглый Зарубин будто всю жизнь ждал этой минуты: приказания отдавал быстро и четко, глаза горели. Выходя с КНП, сказал зло:

- Значит, их бэтэры боевыми шмаляют? Добро! Еще поглядим, кто кого.

«Основной вариант», наряду с другими сценариями, был проработан штабом заблаговременно, и Зарубин хорошо представлял действия своей роты в условном бою. Годился он и для настоящего боя, который, похоже, завязали нахрапистые «ковбои».

Рота скрытно отошла за гребни высот; затем по пересохшему руслу ручья выдвинулась к излучине речки. Река текла в глубоком, не очень крутом овраге, поросшем мелким кустарником. В авангарде – по руслу и берегам -шел взвод кубанских пластунов и спецназовцы; в центре крепко сбитые, готовые идти напролом донцы; арьергард составлял неполный взвод оренбуржцев. В колонне шел и германский посредник. Два спецназовца и пять казаков были направлены обратно к Сухих; одно отделение осталось в окопах – имитировать присутствие на малых высотах значительных русских сил.

Над рекою навис непроглядный туман. Шли по руслу, преодолевая течение, местами по горло в  воде. Пройдя метров пятьсот, колонна остановилась. Зарубину доложили: «сняты» американские аванпосты, захвачены сержант и трое морских пехотинцев. Краткий допрос ни к чему не привел: выполняя установку командования, пленные как воды в рот набрали. Всех четверых крепко, по-казачьи, связали, залепили рты скотчем и поставили в середину колонны. Дальше пошли быстрее. Река мелела, петляла уже среди леса, и Зарубин то и дело останавливался, прислушивался к легкому шуму деревьев, - прикидывал направление движения, высчитывал расстояние.

Далеко за спиной осталась ружейно-пулеметная трескотня. Взводы снова остановились; затем, по команде, все вышли на левый берег реки. Лесною тропой в том же порядке двинулись на восток. Прошли с километр, когда авангард обнаружил дорогу. С двух сторон шумел лес. Зарубин усилил боевые дозоры на флангах, приказал взводным преодолеть открытое пространство быстрым броском.

Продвинулись лесом вдоль дороги, завернувшей на северо-восток. Командующий авангардом хорунжий прислал связного. Тот доложил:

- Господин есаул, вышли к опушке. Впереди поляна, за ней высота. На высоте американцы. Похоже, НП и артбатарея.

Зарубин приказал роте залечь, а сам с Игнатьевым отправился на рекогносцировку. С моря подул свежий ветер, под взмахами которого туман поредел. Зарубин с опушки смотрел в бинокль. Поляна и высота были как на ладони.

- Так я и думал, - весело осклабясь, есаул повернулся к Игнатьеву, - супермены нас здесь не ждут. Возле орудий – пять-шесть человек. Остальные на горушке, пузо чешут.

- Не было бы засады…- Игнатьев с сомнением покачал головой. Тряхнув головой, ударил кулаком по земле:- А все-таки надо брать!

- Надо! – движением руки Зарубин подозвал командиров взводов. (Офицеры неслышно, согнувшись, подошли к есаулу, расположились в метре от его ног.) – Наш комбат полковник Бродников сумел разгадать замысел супостатов. Азарт их погубит! Увлеклись огульным наступлением, а стык между ротами не прикрыли. Они думали, русский как суслик зароется в землю и будет ждать мордатого дядю в железной каске. На-кось, выкуси! Вот мы – вот они. Пустим им дым из ушей! Дышите глубже, последыши Даллеса!

 

                                                        2

 

Зарубин прикрыл тыл двумя отделениями и атаковал высоту наличными силами с трех сторон. От леса до подошвы высотки было не более семидесяти метров. Взводы преодолели их одним свирепым броском.

Действительно, здесь американцы русских не ждали. Их артиллерийская и минометная батареи охранялись отделением армейских рейнджеров. Это-то отделение и попыталось сопротивляться (батарейная прислуга попросту разбежалась).

Заокеанские «ниндзя» продержались минуты три; особенно прытких глушили пудовыми казачьими кулаками. Пленных в числе двадцати человек согнали в два щитовых домика, предназначенных для подразделений управления огнем батарей. Среди пленных оказались офицеры, сержанты и четыре женщины. Женщины  были причислены к спецназу, и нежданное молниеносное пленение повергло их в шок: ошалев, они лягались, царапались, жутко ругались. Особенно бесновалась одна – невысокая, рыжая,  конопатая - по-видимому, старшая группы. Она кричала, брызжа слюной:

- Русские ублюдки! Уберите свои грязные лапы! Хотите знать наши военные секреты? Как бы не так! Лучше поцелуйте меня в задницу!

Дюжий спецназовец сноровисто привязал разбушевавшихся амазонок к трубе, служившей вешалкой для карт, схем и одежды. Запястья пленниц скрутили веревкой – они стояли, как бы обнимая трубу, в затылок друг другу. Спецназовец действовал невозмутимо, без слов. Услыхав ругань рыжеволосой, он твердыми, как железо, пальцами вцепился ей в штанину, рванул – обнажилась тощая  ягодица. С каменным лицом неумолимый мститель снял поясной ремень, трижды с оттяжкой «приголубил» вихляющий приседающий зад.

- Это наш русский поцелуй, мэм! – пояснил он по-английски.- Как раз в то место, куда вы просили!

Американки как по команде перестали вопить, с ужасом уставились на ввалившихся в домик суровых усатых донцов. Следом за казаками вошел Игнатьев, спросил:

- Что происходит?

- Провожу воспитательную работу, - спецназовец без суеты застегнул ремень, ухмыльнулся,- внедряю культуру чрез задние ворота. Чтобы свои неумные выражения оставили для паскудных голливудских боевиков!

- Немедленно прекратить! – Игнатьев нахмурился, глядя на пленных.- Никакого рукоприкладства!

- Казаки с женщинами не воюют, - недовольно буркнул Данил. Его внимание привлекла статная темнокожая американка. Она стояла под трубой позади всех соратниц и смотрела на Данила в упор: – во взгляде больших темных глаз читались страх и жгучее любопытство. Могучий рост, мужественный вид казака явно ее поразили. Данилу девушка приглянулась. Он попросил:

 - Господин подполковник, разрешите эту смугленькую развязать? Она не взбрыкивала, не ругалась, как эти…

- Как ваше имя? - по-английски спросил американку Игнатьев.

- Джейн, - бесшабашно тряхнув кудряшками, ответила девушка.

- Дайте слово, что будете вести себя тихо, и мы вас развяжем.

- О’кей. А остальные? – Джейн глазами указала на спутниц.

- Их тоже развяжем. Чуть позже.

Через минуту Джейн сидела на ящике в углу, пила воду из фляжки и допытывалась у Игнатьева о Даниле.

- Этот здоровяк, рядом с вами, как его имя?

- Данил. Он в чине сержанта.

- Что он вам сказал про меня?

- Он попросил развязать вас.

- На нем необычная шапка!

- Он казак. Папаха на его голове – элемент униформы казачьих войск.

- Что есть казак?

- Казаки – это такой народ, который живет по своим старинным обычаям. Долг казаков – служить в армии, защищать границы нашей страны.

- Он темнокожий, этот Данил. Он женат?

- Нет, Данил не женат. Он живет на Кубани, недалеко от теплого моря… Еще казаки любят лошадей; они прекрасные наездники.

- Как наши ковбои?

- Пожалуй. Но ковбои живут порознь, а казаки своими общинами.

- Почему бы казакам и ковбоям не устроить конное состязание? – без стеснения разглядывая Данила, спросила Джейн. – Это произвело бы фурор!

Не унимая веселого блеска глаз, Игнатьев передал Данилу содержание диалога. Данил повеселел, тихонько дотронулся до плеча Джейн.

- Господин подполковник, скажите, что я приглашаю ее на мою родину, на Кубань.  Своими глазами увидит, как мы живем – ей-Богу, здорово будет!

Разговор прервали слова команды. Зарубин нацеливал подразделения на выполнение главной задачи.

Прислуга американских батарей бежала к побережью и в дебри. Это вполне устраивало Зарубина. С трех захваченных орудий были сняты  замки и прицелы; оптики лишили и минометы. Четвертое орудие в исправном состоянии  прицепили к трофейному БТР, который стоял в расположении батарей «под парами». В бронетранспортере нашли комплект боевых пулеметных патронов. Туда же сложили два ящика холостых орудийных снарядов, трофейные винтовки, радиостанции и документы. Внутри «коробки» и на броне поместились двенадцать казаков и спецназовцев; остальные девяносто человек спешно двинулись следом. Для охраны пленных оставили одно отделение.

За действиями русских внимательно наблюдал индийский посредник. После совещания с немецким коллегой он объявил, что выводит из боя обе американские батареи. Потери казаков при захвате батарей и НП оценивались тремя ранеными.

Стояло теплое летнее утро. Ласковый морской ветерок разогнал над сушей туман. Хвойный лес, сопки и прибрежные скалы предстали перед глазами в своем первозданном величии.

Зарубин  вел роту на юг – туда, где раздавался шум боя. К пулемету трофейной  бронемашины подали боевые патроны; в десантном отделении два спецназовца и Данил колдовали над неким «сюрпризом Вячеслава Михайловича», переговаривались возбужденными голосами.

- …У американа высоты брать – плевое дело, - посмеиваясь в усы, изрек спецназовец Беслан. – Тем более, по части штурма высот казаки – спецы ого-го!

- Это как? – заинтересовался Данил.

- В абхазскую войну случай был, - Беслан прищурился, вспоминая.- Брали наши тогда ключевую высотку. Недели две бились – хоть тресни, не могут взять! Атаковали высоту стрех сторон, потому что с четвертой – обрыв. Нелегкое дело! Стали уж думать, как иным способом объект захватить, как вдруг – трах-бах! – пришла подмога откуда не ждали. Что вы думаете? Три пьяных казака влезли на высоту с четвертой, неприступной ее стороны. Как прошли, так никто и не понял. Противника увидали – ну палить, галдеть! У страха глаза велики. Грузины подумали, им в тыл зашла целая рота. Напугались, конечно, и дали деру.

Данил заливисто засмеялся. Беслан хлопнул его по колену:

- Да ты не смейся – гордись! Из этих троих двое были из вашей станицы. Вот те и ха-ха. Отсюда вывод: американам наших высот ни в жисть  не взять – казаков у них нет!

  

                                                         3

 

В свое время американцы познали, как обретается военная доблесть.

Не так давно, в XVIII веке, обитатели английских колоний в Северной Америке взбунтовались. Король послал на смутьянов войска – началась война англичан с англичанами.

Толстосум-южанин Джордж  Вашингтон возглавил вооруженную борьбу колонистов. Столкнувшись с регулярной английской армией, воины Вашингтона то и дело бросались искать места укромные, дикие – подальше от страшного грохота английских пушек и ружей. Король Георг III  грозился перевешать зачинщиков бунта, и Вашингтон, этот удачливый плантатор, но всеми разбитый полководец, после многочисленных трепок уповал лишь на чудо. Чудесным явлением для Вашингтона стало вмешательство французов, испанцев и русских. Русская императрица объявила о «вооруженном нейтралитете» российских торговых трасс, испанцы слали колонистам оружие, а Франция отправила в Северную Америку целую армию под командованием графа де Рошамбо и маркиза де Лафайета.

Британия имела хороших солдат и бездарных, а то и просто неподготовленных к войне офицеров. Потомки бежавших из Англии жуликов, бродяг и бандитов приноровились расстреливать «тонкие красные линии» британской пехоты из засад и укрытий; французский флот прорвал английскую морскую блокаду, и граф де Рошамбо вкупе с воспрянувшим Вашингтоном  осадили войска лорда Корнуоллиса в Иорктауне. Французская эскадра доставила осаждавшим мощную артиллерию и накрепко блокировала британцев с моря. Лорд Корнуоллис не хотел сдаваться висельникам, этим охамевшим фермерам и плантаторам, но капитулировать перед французскими маркизом и графом не считалось позором. Англичане сдали Иорктаун. Счастливые американцы  немедленно возвеличили Вашингтона; о вкладе союзников тут же забыли. В столице свободных Штатов изваяли памятник, с постамента которого воитель-плантатор указывает своим доблестным воинам, куда надо тикать, если что.

Пример великого Вашингтона вдохновил тысячи честолюбцев. Соединенные Штаты не дали миру выдающихся полководцев, зато появились многие, считавшие себя таковыми.

Полковник Миллер был наслышан о коварном хитроумии русских. Его дед в свое время построил  под собственным домом  бункер с запасами продовольствия и воды: он всерьез полагал, что ядерный удар Советов по свободной Америке неизбежен. В детстве маленький Айк был зачарован военной мощью России и, подобно Паттону, обещавшему отбросить войска Жукова от Берлина к Волге, мечтал помериться с русскими силой. С развалом Советского Союза настало время упоения собственной военной мощью – этой доброй дубиной для ненавидящих свободу и демократию нехороших парней. Пресса не уставала твердить, что российская армия – бледная тень советской: солдаты голодны и раздеты, вооружение давно устарело, во главе войск поставлены коррумпированные, косные генералы. Предложение русских о проведении военной игры встретило пренебрежительную усмешку офицерства «лучшей армии мира». Русских следовало нещадным образом «отучить от советской имперской отрыжки» - такую задачу поставили перед Миллером министр обороны и сам верховный главнокомандующий, желавший слышать победные звуки фанфар в конце президентского срока.

Миллер взялся за дело с недюжинной энергией, с нахрапистостью бессмертного Паттона. « С русскими иначе нельзя, - вещал он своим офицерам. – В борьбе с ними главное – решительно обрушиться, ошеломить. Темп и слаженность! Никакой передышки! Вспомните Рональда Рейгана. Он показал великолепный пример, как следует бороться с легионами «империи зла»!

Миллер предпринял все, чтобы потрясти, ошеломить русских – и уже в начале боя сам был ошеломлен. Сосредоточенные в мощный кулак элитные роты американцев дружно ударили по центру русских позиций, – позиции были пусты, лишь над брустверами окопов, подобно привидениям, парили клочья утреннего тумана.

Удар 4/5 наличных сил Миллера пришелся в пустоту…

Уж не сон ли все это?

Миллер до боли кусал губы и пальцы. Земляные укрепления «русских узлов обороны» представляли несколько извилистых окопчиков для стрельбы с колена; лишь тянувшийся к малому оврагу ход сообщения имел достаточную глубину. Этим путем передовые подразделения русских и отошли к большой высоте, именуемой посредниками Малаховым курганом. У подошвы высоты была замечена линия траншей полного профиля – похоже, русские рыли ее по ночам. Стало ясно, что «передовые узлы обороны» возводились лишь для отвода глаз.

Вскоре после начала дела Миллеру доложили, что в полосе наступления третьей роты десант БТР настиг и захватил троих русских. («Счет три – два в нашу пользу – очень неплохо!» - радостно буркнул Миллер, имея ввиду ночной захват русскими двух «языков».) Однако через двадцать минут поступило новое донесение: русский спецназ неожиданным нападением отбил пленных: отходя, русские увели с собой американского сержанта-десантника.

Услышав это, Миллер рассвирепел. Его БТР дал полный газ, рванулся к занятой русскими высоте. « Посмотрим, что скажут посредники, когда мы ворвемся на вершину русской твердыни!»- мысль эта сверлила возбужденный мозг Миллера, в мгновения боевого азарта он был готов на все.

Подняв тучи пыли и расшвыривая камни, бронетранспортер вылетел на дорогу, которая, подобно серпантину, опоясывала чресла большой высоты. Перед первым крутым поворотом водитель в страхе выкрикнул «нет!», резко дернул руль влево. Тут же последовал сильный удар в правый борт – оглушенный Миллер кое-как выбрался из заглохшей машины, на ватных ногах побежал назад по дороге - к своим… Его подобрал второй БТР. Оказалось, русский бронетранспортер выскочил из-за высоты, таранил машину Миллера: - ее экипаж русские захватили. Другие два американских бронетранспортера попятились, скрылись в малом овраге. Полувзвод американских морских пехотинцев десантировался с брони, попытался овладеть участком русской траншеи. После короткой рукопашной схватки с русскими десантниками американцы отступили к оврагу, оставив в руках противника пятерых пленных. Наступавшие дотоле американские роты залегли в сотне метров от русских траншей - боевые порядки американцев охватывали русскую высоту полукольцом.

Американцы замялись. Их спортивный азарт быстро угас. Лежать в чистом поле на виду у русских было очень уж неуютно. Хотелось в привычные комфортные условия, когда враг далеко и о противоборстве с ним думает авиация. Хуже неизвестности давило бездействие. Солдаты роптали.

- Похоже, вот-вот запахнет жареным, - угрюмо констатировал рядовой Билл. – Эти парни на высоте не настроены с нами шутить.

- Наше командование сваляло большого дурака, - поддержал приятеля Хью.- Теперь непонятно, воюем мы или играем в войну?

В залегшей американской цепи кто-то пустил жуткий слух:

- Русские отыграются на нас за то, что полковник Миллер устроил стрельбу. Они тоже припасли боевые патроны!

Противник на высоте был невидим, неуязвим и оттого еще более страшен.

Миллер, наконец, решил воспользоваться радиостанцией. Соединившись с командиром  четвертой (правофланговой) роты, он разразился неистовой бранью.

- Майор, какого дьявола вы торчите перед русскими высотами как индейский божок?! Неужели не ясно, что и вам пора сдвинуть задницу, когда весь батальон наступает?! Да, я взял для общего резерва ваш первый взвод… Заберите его обратно! Пусть он наступает на северо-запад, в обход малых высот. Двумя взводами атакуйте вдоль побережья, тогда вы окружите русских… Что?! Со своих высот они ни за что не отступят! Для русских любая кочка в прифронтовой полосе – что для японцев гора Фудзияма. Всю мировую войну они только и делали, что защищали и брали высоты… Запомните это, майор!

Выволочку получил также командир третьей роты – за медленное продвижение с запада к большой высоте.

- Если мы отрежем на малых высотах часть русских сил, мнение посредников перевесит, - пояснил Миллер своему начальнику штаба. – Получается так: мы захватили пространство, отбросили русских к морю.

- А как будет воспринята наша стрельба боевыми патронами? – долговязый Уик не прятал скептической усмешки: понимал, что отчаявшемуся Миллеру ничего не осталось, как реанимировать ранее отвергнутую тактическую идею генерала Томаса.

 - Мы скажем, что один или два экипажа, не разобравшись в темноте и тумане, открыли огонь не теми боеприпасами. Досадное недоразумение! Любому профессионалу известно: на учениях нередко бывают огрехи.

Миллер наружно бодрился, а сам со все нарастающей тревогой размышлял о посредниках. Отчего они до сих пор не вмешались? И, главное, почему к ним не обращаются русские – не жалуются на нарушение правил, не протестуют? 

В конце концов, Миллер и Уик решили до завершения операции в районе малых высот ничего больше не предпринимать; ожидать появления главных посредников  в расчете на их благоприятный вердикт.

 

                                                      4

 

Иоганн Клингер родился и рос в послевоенной Германии. Его детская память сохранила чувства страха и приниженности немцев в условиях оккупации. Глумливо-презрительное отношение американцев к побежденным засело в сердце подобно занозе. Отец Иоганна вернулся с фронта израненным, все его родные погибли во время уничтожения Гамбурга союзнической авиацией. Как-то раз он сказал: «Во время войны сущим адом для нас представлялся Восточный фронт. Россия отражала наши удары по пояс в крови. Все мы тогда полагали, что месть русских будет ужасной. Но из оккупантов самыми беспощадными и циничными оказались американцы, хотя война стоила им немного крови и слез…»

Клингер первым узнал о начале дела на острове и фортеле, что выкинул Миллер. Что-то удерживало Клингера от немедленного вмешательства в ход боя, грозившего превратиться из условного в настоящий…

Генерал вернулся в кают-компанию, невозмутимо закончил завтрак в обществе других главных посредников. Затем не спеша все пошли к вертолету. Вылет изрядно задержался из-за тумана. Лишь на борту «вертушки» Клингер поведал коллегам последние «новости с фронта».

Несусветная выходка Миллера даже для видавших виды военных была делом неслыханным. Индус и китаец с трудом скрывали нетерпеливое любопытство, поглядывали в иллюминатор. Американцы зашли слишком далеко, и исход игры сулил всякие неожиданности. «Похоже, бокс вот-вот перейдет в поножовщину», - пробормотал китайский полковник. Впечатлительный француз замкнулся, притих: перспектива эпохального кровопролития его явно пугала. Лишь англичанин бодро вертел головой, ожидая реакции коллег на столь необычную новость.

- Итак, господа, случилось то, чего мало кто ожидал, - заговорил Вильсон. - Как-то теперь у главных персонажей турнира получится разойтись подобру-поздорову? Ведь играть и отыгрываться – весьма разные вещи.

-  Мы  здесь не сторонние наблюдатели! – раздраженно проговорил Демишель. – Мало того, что все это весьма дурно пахнет, - такая переделка может весьма плохо кончиться!

Повисло молчание. Вертолет кружил над островом, постепенно снижаясь. Офицеры в бинокли разглядывали линию фронта – оценивали тактическое положение обеих сторон. Увидели передвижение рот на равнине, бронетранспортеры – подбитые и ползущие по дну оврага. Индус радостно щелкнул пальцами: заметил наступающие вдоль западного побережья американские взводы.

- Как же наше пари, господа? - спросил ржавым голосом Вильсон. – Быть может, в ком-либо поколебалась уверенность в успешном окончании спора?

- Напротив, генерал, - спокойно парировал Клингер, - я уверен в успехе русских. Считаю также, что последними своими действиями американцы свели свои шансы к нулю…

На пути от вертолетной площадки к ожидавшим посредников джипам Клингер негромко сказал Демишелю:

- Пришло хорошее известие. Победил ваш любимый футбольный клуб. Как заядлый болельщик, я вас от души поздравляю, коллега!

Демишель рассыпался в благодарностях. Затем, понизив голос, спросил:

- Отчего вы, генерал, так уверены в неуспехе американцев?

 Клингер повернулся всем телом к французу; заложив руки за спину, отчеканил:

- Мой пращур служил в России под началом принца Вюртембергского. Мои прадед и дед сражались в обеих мировых войнах на восточных фронтах. Мы, Клингеры, знаем о русской армии не понаслышке. – Молодо блестя глазами, покачал головой. - Если бы здесь, на острове, проводилась обычная военная игра, я бы еще подумал. Но вы видите, как все повернулось! Поверьте, русские, оказавшись в трудном положении, проявляют недюжинную изобретательность. Близкая опасность пробуждает в них боевой кураж. Мы, европейцы, испытываем на войне мучения и тревоги - русские воюют шутя! Американцы заварили ужасную кашу… С их наивностью может соперничать лишь их эгоизм. Давно известно: русский солдат храбр, необычайно неприхотлив, а в обороне просто неодолим. Сейчас русские в обороне, и это диктует все!

  

                                                       5

 

Комбат Бродников догадывался о замыслах американского командования задолго до боя. Американцы не рылись в земле, укрепляя позиции, - стало быть, готовились наступать. «Полез было медведь ко пчелам…- размышлял вслух видавший виды полковник. - Будем заманивать супостата!»   

По замыслу Бродникова, противника следовало измотать и обескровить на подступах к большой высоте, а затем нанести контрудар «всею фурией». Основные силы русских – пять рот и вся артиллерия – располагались на северных скатах большой высоты и за ее гребнем; в узлах первой линии обороны окопались четыре взвода десантников. Днем на передовых позициях русских кипела работа: Бродников старался создать впечатление, что намерен принять удар именно здесь. На деле в «передовых узлах обороны» постарались лишь над насыпкою брустверов – главные работы велись в районе большой высоты. «Только бы он вышел из лесу, - рассуждал  Бродников с глазу на глаз с начальником штаба Сухих, - нехай прет на нас по голому полю! Представляешь, какие будут потери? Главное, наши передовые взводы вовремя вывести из-под удара…»

В ночь перед схваткой разведка российского батальона добыла двух «языков». Один из них, лейтенант, освобожденный от кляпа в штабном блиндаже, разбушевался: его при захвате не очень-то нежно помяли. Лейтенант в гневе брякнул: «Еще посмотрим, сколько ваших попадет в плен уже этим утром!» Бродников тут же отдал приказ передовым подразделениям отойти к малому оврагу и большой высоте. И вовремя: американская атака началась через сорок минут.

Стрельба боевыми зарядами не обескуражила Бродникова: он держался как ни в чем ни бывало, будто ничего иного от противника и не ждал.

Комбат и его офицеры были наслышаны о присущей американцам осторожной медлительности в наступлении. Их цепи продвигались вперед ни шатко ни валко, боевым напором здесь и не пахло. Завидев бруствер, окоп, где мог затаиться противник, солдаты сбивались в кучки – так им казалось надежнее. Со стороны это напоминало не атаку, а прочесывание и зачистку до того разбитых авиацией и артиллерией позиций врага. «Так и есть, - глядя в бинокль, процедил Бродников, - без  cвоей коронной авиационной поддержки эти супермены – ничто. Скучно воюют. Похоронная команда, а не пехота!»

Забравшись в траншеи, угомонились посредники: о бесчинстве Миллера «наверх» сообщили; не лезть же, в самом деле, самим под американские пули!

Бродников все чаще поглядывал на часы: с начала наступления американцев минуло почти полтора часа. Основные их силы замялись перед большой высотой, а две роты совершали манипуляции в районе малых высот в стремлении отсечь левый фланг российского батальона. Комбат знал, что казачья рота с высот ушла, а оставленное для прикрытия отделение вовремя выскользнуло из «клещей».

На КНП появился начштаба батальона подполковник Сухих. Он рассказал, как более двадцати минут пробыл в американском плену. В начале боя на подполковника и двух сопровождавших его спецназовцев наскочил американский БТР – на русских навалилось больше десятка морских пехотинцев. Выручили «братья славяне», возвращавшиеся из расположения казачьей роты.

- Ну, начштаба, - комбат хлопнул Сухих по плечу, - теперь на орлов степных вся надежда! На веселое дело пошли казачки… Ежели интуиция меня не подводит, на северной стороне бухты вся артиллерия супостата. Захватит Зарубин орудия – и в условном бою победа за нами! А захотят супермены настоящего боя – есть у нас надежное средство. Оно, брат, самое русское, оно не подводит! Так что, господа субъекты, пожалуйте бриться!

В русских траншеях прозвучали стальные слова команды: «Первой и второй ротам – примкнуть штыки!» От этих слов взыграли сердца, заблестели глаза: будто былинная сила вселилась в воинов русских – железными сделались жилы и мышцы, ясно и твердо окидывал ратное поле зоркий солдатский взгляд…

 

                                                       6

 

Появление в американском тылу бронетранспортера с орудием на прицепе не насторожило полковника Миллера: он подумал, что это – его последний резерв, последняя гиря, брошенная на «весы победы».

- Смотрите, это Джеб со своими рейнджерами идет к нам на помощь! – воскликнул повеселевший Миллер. – Клянусь потрохами Саддама, эти парни здесь очень ко времени!

Когда из-за большого оврага выдвинулась вся казачья рота, штаб Миллера пришел в смятение. Средь залегших в поле цепей пробежало волнение - озираясь, многие поднимались в полный рост, разглядывали неведомого неприятеля. «Это же новое Ватерлоо… - упавшим голосом простонал подполковник Уик. – Проклятье! Они нас сделали!»

Миллер в сердцах швырнул бинокль на камни. Потеря всей артиллерии, скулодробительный удар в тыл – это была катастрофа. Пережить такое было выше сил! В бешенстве, с налитыми кровью глазами полковник бросился к бронетранспортеру…

Он гнал машину наперерез русским, решив с разгону таранить. Русские как будто этого ждали: отцепили пушку, развернули трофейный БТР носом к противнику. Двигаясь по краю оврага, Миллер открыл пулеметный огонь. Русские довернули руль влево, чтобы встретить американцев лоб в лоб. На огонь они не отвечали.

За дуэлью бронемашин наблюдали с тревогой с американских и русских позиций. Со стороны юго-восточной бухты выкатились джипы с пятью главными посредниками – их появления будто никто не заметил.

Бронетранспортер Миллера сделал странный финт: вильнул, остановился, снова рванул вперед – и вдруг вспыхнул и загорелся. Все видели: из оврага выбежали казаки; они сбивали с ног выскакивавших из горящей машины американцев, волокли их в овраг… Рванул боезапас.

Оказалось, Данил с двумя товарищами подобрался к американскому стальному «зверю» оврагом. Уняли строчившее из пулемета чудовище бутылками с «коктейлем Молотова», приготовленным в расположении американских артиллеристов. Бронетранспортер загорелся, когда Данил удачно метнул вторую бутылку. Казаки пленили полковника, сержанта и рядового; казак Георгий успел выудить из нутра горящей машины портфель с документами и знамя американского батальона.

Взводы Зарубина, не теряя времени,  стремительно рванулись вперед. Подполковник Уик метался перед малым оврагом – лихорадочно  пытался развернуть лицом в тыл два взвода десантников… И тут из траншей перед большой высотой поднялись густые цепи русской пехоты, а из-за высоты показались три российских бронетранспортера – подняв тучи пыли, двинулись навстречу американцам. 

Эта атака была неожиданной, как гроза. Воины надвигались плотной грозной стеной, и стройное движение это несло в себе могучую силу: многие очевидцы признавались потом, будто ощущали дрожанье земли под неотвратимо-тяжелым шагом русской пехоты.

Узкий, как жало стилета, луч солнца пронзил серую вату облаков, осветил поле боя. Зловеще блеснули штык-ножи, примкнутые к стволам автоматов. Грянуло дружное «ура!» - и русские роты понеслись неудержимой лавиной. Будто ожила седая доблесть суворовских и жуковских чудо-богатырей, и оттого боевой натиск потомков славных бойцов получил утроенную энергию сокрушения.

Энергия русской грозы как сухие листья разметала ряды басурманов. Воины не увидели лица неприятеля. Колыхание спин и голов, топот сотен убегающих ног – только это предстало глазам. Встречные удары подразделений Бродникова и Зарубина рассекли боевые порядки американцев: три их роты бежали к юго-восточной бухте, одна отступила на западное побережье. Загремели залпы русских орудий. Хотя стрельба велась холостыми зарядами, она увеличила смятение отступавших: им казалось, что противник в ответ на проделки их вертопраха-комбата открыл огонь на поражение…

На крутом берегу юго-западной бухты сбились в кучу сотни американских солдат. Кулаками, локтями они прокладывали путь к спускавшейся к морю узкой дороге; кое-кто не выдерживал давки, бросался с обрыва. Некоторые из офицеров, сержантов, отчаявшись остановить бегущие подразделения, сошлись с русскими врукопашную – и пополнили собой число пленных. Один из взводов был зажат с двух сторон русскими бронемашинами и положил оружие во главе с командиром. Последний исправный американский бронетранспортер был брошен экипажем в овраге.

С обрывистого берега бухты русские молча наблюдали за панической свалкой. Они не сожгли ни одного боевого патрона, их штык-ножи праздно покоились в ножнах, - а дело свое сделали хорошо.

В бухте с лодок и катеров высадились четыре взвода индийских морских пехотинцев. В задачу индусов входило разъединение противоборствующих батальонов, и они, встав заслонами на бывшей «линии фронта», спешно продвинулись до западного побережья.

Русские возвращались к подошве большой высоты. Солдаты роптали.

- Готовились, готовились, думали – схлестнемся как следует, а они, идолы…

- На пятки намазали смазки и драпают до Аляски!

- Сила солому ломит!

- Да, братья-славяне, американец не воевать - стращать лишь умеет.

- Где ихние Рокки и Рэмбо?

- Там же, где все их герои – в кине!

  

                                                       7

 

Итоги дела на острове Дымный оказались для американцев катастрофическими.

Посредники вывели условные потери сторон. У американцев они составили семьсот тридцать восемь человек убитыми и ранеными, семьдесят семь пленными. В число пленных попали командир батальона полковник Миллер, майор и семь младших офицеров. Русскими были захвачены: вся бронетехника и артиллерия, большая часть легкого вооружения, разные запасы (включая тюк с гигиеническими пакетами), штабные документы  и знамя американского батальона. С поля боя удалось уйти части правофланговой четвертой роты, а также многим артиллеристам общим числом сто девяносто бойцов.

Были и другие потери, известные многим. Один русский десантник получил легкое пулевое ранение в руку, еще двоих покарябало камнями, прилетевшими рикошетом от пулеметных очередей. Среди американцев от панической давки на берегу и рукопашной борьбы более двух дюжин получили серьезные ушибы, вывихи, переломы. Последняя, пятая американская валькирия во время общего бегства к морю сверзилась с прибрежного обрыва, сломала палец.

При определении русских потерь в стане главных посредников не обошлось без дебатов. Генерал Вильсон насчитал двадцать убитых и сорок раненых: ведь последнюю атаку русских от большой высоты американцы «должны были встретить шквальным огнем». Остальные арбитры полагали, что к моменту решающей русской атаки американский батальон был деморализован из-за удара в тыл и вывели иные цифры потерь – четыре убитых, двенадцать раненых. Вильсон объявил, что остается при своем особом мнении, не потрудившись, впрочем, его более убедительно обосновать.

Напоследок генерал Клингер поинтересовался: зачем русские примкнули штыки? Бродников пояснил: штык-ножи примкнули две роты морских пехотинцев; им было приказано действовать, как в суворовских «сквозных атаках» - при сближении с неприятелем штыки вскидывались подвысь, а передние ряды останавливались, пропуская  вторую линию, которая в атаку шла без штыков. Применять же штыки следовало в том случае, если б американцы открыли огонь на поражение.

После разъединения батальонов русским пришлось собирать брошенное американское вооружение, которое передавалось индусам – те охраняли его на специальных площадках. Американцы пересчитывали и везли к побережью свое добро.

Была в американском стане забота и поважнее - поскорее забрать из русских лап своих пленных. За Миллером пришли два неразговорчивых хмурых спецназовца. Миллер – ободранный, злой – напоследок выругался в адрес «русских ублюдков» и с новыми провожатыми бодро спустился в овраг. Из оврага полковника выволокли под руки: расслабленный, он не двигал ногами, бессильно мотал головой.

За «последним броском» Миллера наблюдали русские офицеры. Подполковник Сухих сказал с веселой усмешкой:

- Видать, свои ему накидали. Ох, сильно ж он им подгадил! Отвоевался, болезный…

День на острове разгулялся на славу. Ласково грело солнце, с моря дул легкий ветер. В русском стане начались сборы в обратный путь. Звучали песни и смех.

Группа казаков и десантников фотографировалась на фоне сожженного американского бронетранспортера. Снимались в разных позах и ракурсах – подле машины и на броне, с оружием и без оружия. Молодой подвижный как ртуть хорунжий шутил:

- Тебе, Данило, непременно памятник на родине соорудят. Вот помяни мое слово! Будешь ты в бронзе, как Платов: ногой бронзовой попирать бэтэр подбитый, а в руке сжимать оружие истребителя – бутылку с «коктейлем».

Данил сопел, но помалкивал, - хорунжий не унимался.

- Помнишь, Данило, спросили тебя: а подбили американцы гранатой или бутылкой с горючим хоть один гитлеровский танк или, скажем, бронемашину? Но и мы, русские, в полевом бою тоже покуда их бронемашины не жгли! Выходит, ты – первый.

- Вот тебе и остров Дымный! – весело гаркнул оренбургский казак Жора. - Вложили плейбоям без дыму и пыли!

Подкатил изрядно помятый американский бронетранспортер. Угрюмые парни принялись за осмотр своей сожженной бронемашины. Хорунжий подошел к американцам, по-английски сказал, улыбаясь:

- Привет, ребята! Я Михаил, эти парни – Георгий, Тимофей и Данил. Как вас зовут?

- Он – Билл, я – Хью, - нехотя ответил чернокожий морской пехотинец.

- Предлагаем сфотографироваться с нами на память.

Американцы начали совещаться. Казаки, как обычно, были нетерпеливы.

- Чего шугаетесь, парни? – крикнул здоровяк Жора.- Не бойсь, не обидим. Иди сюда, Хрю!

И «Хрю» с дежурной улыбкой встал под объектив.

 Он был исполнен тяжких раздумий. Его друг, рядовой Билл, после «бега к морю» сказал по секрету, что в такой армии служить более не намерен. Хью пытался ободрить его, но вскоре заметил, что Билл в своих разочарованиях вовсе не одинок. Одни, приунывшие духом, бросив все, уходили на берег, другие, любопытные, околачивались вблизи русского стана. Там и тут солдаты двух армий сбивались в группы, обменивались сувенирами, а кое-кто – адресами. Из мощных динамиков, установленных на большой высоте, лилась музыка песен и маршей. Американцы угощали новых знакомых кока-колой, русские – квасом. Командование российского батальона не препятствовало «братанию», американские же офицеры опасались своих донельзя обозленных неудачей солдат и также не вмешивались.

На другой день войска грузились на корабли. По окончании благодарственного молебна в ротных колоннах русские продефилировали мимо большой высоты. Всполошив стаи диких птиц, над островом грянула старая славная песня:

 

                    Как ныне сбирается вещий Олег

                    Отмстить неразумным хазарам…

 

Шелестя на ветру, развевалось боевое знамя. От твердого шага русской пехоты содрогалась чужая земля - и мнилось: долетает гулким эхом с востока могучая поступь дедов и прадедов – победителей непобедимых, покорителей многих держав и столиц.

 

                    Почили князья, пролетели века,

                    Но доблесть жива и поныне.

                    Пусть крепче оружье сжимает рука,

                    Нам память о предках – святыня! –

 

Воинам сразу стал близок этот новый, недавно сочиненный Игнатьевым куплет.

Проницательный Игнатьев успел сделать еще кое-что. На знаменитой большой высоте установили трехгранный пятиметровой высоты шпиль. По форме памятник напоминал русский штык и хорошо виден был с моря. В основании шпиля положили гранитную плиту с надписью:

                             

                          В память дела

между российскими и американскими войсками,

имевшего быть здесь 23-24 августа 20… года.

                          Остров Дымный.

 

Тут же был выбит российский двуглавый орел.

Шпиль и плита приплыли на остров в трюме российского военного корабля. Право установить памятник оговаривалось заключенным в Москве соглашением, и русские, как победители, не преминули воспользоваться своим правом.

  

                                                       Эпилог

 

                                                          Русский солдат храбр, стоек и  

                                                          терпелив. Потому непобедим!                        

                                                                                      Александр III.

 

                                                          Умей повелевать счастием.

                                                                                 А.В.Суворов.

 

                                                   1

 

Известие об американской конфузии в поединке с «публикой, ряженой в обноски советских преторианцев» (так окрестила российских воинов ура-патриотическая американская пресса), вызвало в Штатах шок, у противников «демократствующих каннибалов» - бурную радость, в странах «свободного Запада» - саркастический смех. Молва о разгроме наотмашь ударила по  престижу «любителей играть военными мускулами».

В оценке событий на острове Дымный журналисты упражнялись по-разному.Такие заголовки, как «Плохие парни походя обидели очень хороших», «И ржавый меч грозен в умелых руках» мало кто посчитал слишком язвительными, потому как пресса мусульманских государств поизгалялась над «крестоносцами» без сантиментов. Авторы стран нейтральных тоже не пощадили «беззубого тираннозавра». Военный обозреватель одной из балканских стран в распространенной через Интернет статье «Миф разлетелся, как дым» писал:

«Войны выигрывают люди. Это лишний раз доказал условный (и едва не перешедший в настоящий) бой на острове Дымный, где от русских бежали природные американцы, а не наемная шваль, широко используемая ныне в локальных конфликтах…

Военная история США – это череда битв со слабыми числом и вооружением противниками, битв, сценарии которых были известны заранее, еще до того, как раздавались первые залпы. Излюбленный прием американцев – навалиться на противника во главе (или же в составе) могучей военной коалиции, а затем за здорово живешь пожать наиболее спелые лавры общей победы. По этой причине американским солдатам и не представилось возможности проявить массовый героизм: они всегда действовали из-за спин более искусных и храбрых союзников либо просто добивали уже поверженного неприятеля.

Лишь только дважды история дала американцам возможность оказаться в по-настоящему нелегких боевых ситуациях и на деле выказать свою доблесть: в декабре 1944-го, когда вермахт, собрав силы, нанес в Арденнах последний удар, и в ноябре-декабре 1950-го, когда китайцы пришли на помощь почти разгромленной Северной Корее. Этих испытаний американцы не выдержали. Они постыдно бежали, предпочтя не сражаться, а апеллировать то к русским союзникам, то к ООН.

Американские военные могут сколько угодно дурачить собственный народ, но миру давно известно: без увесистой авиационной «дубины» хваленая мощь армии США подобна огромному, но вялому и дряблому кулаку. Сухопутные силы Соединенных Штатов годны не для вооруженной борьбы с сильным противником, а к выполнению оккупационных функций на территориях, до того разрушенных авиацией и ракетами.

Лишь под влиянием обманчивых представлений и бездарных оценок американцы решились принять вызов на военное состязание – и от кого? От нации, армия которой способна одерживать блестящие победы в самых безнадежных и драматических ситуациях. Вероятные действия русского солдата предвидеть и просчитать невозможно: он, подобно отважному и невероятно живучему зверю, превосходно умеет действовать по обстановке. Что может русскому противопоставить американец – дитя государства, на существование которого изначально наложен гигантский шаблон?

Американской армии повезло, что она в свое время не столкнулась с армией Советской империи: об исходе такого столкновения не питали иллюзий здравомыслящие военные специалисты. Недаром, Штаты так и не решились напасть на СССР в период монопольного обладания ядерной бомбой…

«На миру и смерть красна», - говорят русские. Что могут этому противопоставить тщеславные американцы? Их кредо – победа любой ценой – подразумевает живого героя. Русские недаром не стали отвечать на американский пулеметный огонь: если бы потребовалось, они голыми руками разорвали бы своих мужеподобных соперников.

Один немецкий князь, желая участвовать в Тридцатилетней войне, спешно набрал войско. Особой заботой князя было одеть своих солдат в самую красивую форму, что и было сделано. Снаружи армия выглядела изумительно. Но в первом же бою (для сбережения формы?) «красавцы» ударились в повальное бегство.

Так и американцы: внешняя их воинственность никак не соответствует внутреннему содержанию. И сколько б они ни вооружались, к настоящей войне вряд ли когда-либо будут готовы…»

 После подобной критики сердца уязвленных американцев налились праведным гневом. Как всегда, капризное упрямство взяло верх над чувством чести и долга. Условия Московского соглашения немедленно были нарушены. Издание в США книг и брошюр о российской армии и ходе дела на острове Дымный, пресс-конференции с участием военных дипломатов России, обмен делегациями слушателей военных академий обеих стран – на все наложил табу американский конгресс. Особенное возмущение конгрессменов вызвало то, что бесцеремонные русские увезли с острова Дымный трофеи: автоматическую винтовку, прицелы от орудия и миномета, затвор пулемета, прибор наблюдения с БТР, бронежилет, зеленый берет, а также знамя, штабные документы и каску с головы полковника Миллера. Впрочем, все это оговаривалось соглашением, и американское командование, обескураженное печальным исходом боя, не имело воли противодействовать русским, в недобрый час потребовавшим свое.

Наказали виновников неудачи Миллера и Уика. Их увольнение из армии получило большую огласку. Генерала Томаса понизили в должности; он понял, что его военная карьера клонится к закату. В течение недолгого времени еще более семисот человек из состава бывшего сводного батальона расстались с «лучшей армией мира»: «участвовал в деле на острове Дымный» - это было как несмываемое клеймо. Впрочем, кое-кто в администрации скоро опомнился: одними репрессиями престиж армию не укрепишь. Сто тридцать участников дела из состава четвертой роты, отступившей к западному побережью острова, получили памятные медали. Вскоре после награждения с десяток этих медалей нашли брошенными  у подножия Капитолия.

Униженный Миллер был этому рад. К тому же он все-таки прославился, правда, с неожиданной для себя стороны. Эксцентричная английская группа выпустила альбом с рок-оперой «Все вместе» - о дружественном общении завоевателей и покорителей всех времен в царстве теней. Прямодушный, претерпевший за чужие ошибки полковник Мильдер попадает во мрак Аида и ищет там встречи со своими кумирами Паттоном и Макартуром. Но вместо них Мильдера встречает погубленный индейцами сиу генерал Кастер. Он растолковывает незадачливому военачальнику основной постулат прижизненного успеха классического героя Америки:

         Не тот герой, кому лишь драка
                     Любезна – зубы вышибать.
                     В фаворе тот, кто как собака
                     Клыки умеет ощерять
                     Издалека – и ждать до срока…
                     Таким дано взлететь высоко –
                     Чтоб миром целым управлять! 

Альбом имел шумный успех, особенно среди антиглобалистов.
           «Соединенные Штаты дошли до того, - заявил в левой прессе один из непримиримых противников глобального гегемонизма, - что при всех своих неуклюжих попытках выглядеть светочем демократии они превращаются в банальную, пошлую империю, где всем заправляют циничные политиканы и медноголовая военщина. Особенно нелепо выглядят американские военно-морские группировки, изгадившие все океаны. Против кого они направлены? Где достойный по мощи противник? Неужели для борьбы с террористами, технический интеллект которых не способен освоить ничего сложнее миномета, нужны многочисленные авианосцы, начиненные тысячами самолетов, ракет?.. Памятник последнему демократу (по духу, а не по партийной принадлежности) следовало воздвигнуть в Нью-Йорке еще в день окончания «холодной войны»!»  

Неистребимое умение американцев извлекать интерес из всего проявилось и в дни их позора. «Ястребы» потребовали новых ассигнований на укрепление сухопутных сил, «голуби», несмотря на иную риторику, по сути, сделали то же самое. Клич «русские идут!» раздался вновь на Капитолийском холме, и как встарь «хозяева жизни» принялись ковать железо, пока горячо.

В Москве открылась музейная экспозиция, посвященная делу 23 – 24 августа. Там, помимо прочего, были выставлены боевые патроны из захваченного американского БТР. Глядя на них, все убеждались, что дело на острове было нешуточным, и амбициозные американцы ради достижения успеха готовы на все.

Вскоре после баталии с русскими американские военные получили вызовы на условные бои от Сербии и Ирана, Пакистан захотел посостязаться военным умением с Индией, Северная Корея – с Японией. Однако на этих турнирах никто не захотел играть роль посредников. В российское министерство обороны был направлен вызов от польских военных – в их среде созрело желание поквитаться за обиду заокеанских друзей. Поляки предложили русским условный бой силами до бригады. Генерал Камчилов в телеинтервью по этому поводу сказал так: «Многие помнят, как польские воины храбро бились за свободу под Хотином и в союзе с русскими и литовцами под Грюнвальдом. Но мы трижды с боем брали Варшаву, трижды – Берлин и, кроме того, еще двадцать пять столиц – от Парижа и до Пекина. Неужели успех в условном бою с польской бригадой хоть как-то прибавит нам славы?.. Не надо забывать, что поляки были нашими союзниками во времена «холодной войны». Наша победа на острове Дымный доказывает, что «холодная война» была противоборством прежде всего политическим. Советская и российская армии никаких баталий американцам не проигрывали, да и не могли проиграть. Мы, русские, как всегда готовы дать сокрушительный отпор любому агрессору. Поэтому, я повторяю, победа на острове Дымный – наш общий с поляками успех. Ведь Войско Польское еще так недавно являлось частью Варшавского Договора!»

В отличие от американцев, российское военно-политическое руководство не поскупилось на щедрое награждение участников славного дела. В президентском указе отмечалось, что солдаты и офицеры российского сводного батальона выказали незаурядное воинское умение, блестяще импровизировали в ходе боя, а также проявили мужество и героизм, поскольку бой перестал быть условным уже в самом начале.

Бродников получил знатную награду – орден Святого Георгия Победоносца третьей степени, или Георгия на шею; семь офицеров, в том числе Сухих, Игнатьев и Зарубин стали кавалерами Георгия четвертой степени; двадцать семь человек были награждены знаками солдатского Георгия. Многие получили Георгиевские медали и все без исключения участники боя – медаль «В память дела на о.Дымный. 23-24 августа 20… года.» Многие были повышены в звании. «Организатор и координатор» славной виктории Дмитрий Михайлович Камчилов стал генералом армии и кавалером ордена Андрея Первозванного. «Оказывается, вот так, без пролития крови, можно сделаться выдающимся полководцем», - пошутил удачливый генерал.

На одной из пресс-конференций журналисты спросили: не предложить ли единоплеменникам Рэмбо новый, большой поединок – скажем, дивизия на дивизию? С Камчилова тут же слетела веселость, голос зазвучал жестко: «Российскую военную историю пока делают младшие офицеры, а также майоры и подполковники. Их мужество и самоотверженность не раз покрывали в боях наши, генеральские, ошибки и недочеты. А после ратных подвигов многим из них не дают ходу, всячески затирают. Такие, как Бродников, Сухих, Зарубин достойны стать русскими генералами, и они ими будут! Вот тогда и сразимся дивизия на дивизию. А сейчас для этого некоторые наши генералы, прямо скажем, еще не созрели».  

Популярность героев Дымного превзошла популярность кинозвезд, звезд эстрады. Престиж армии поднялся на необычайную высоту. Тысячи призывников добровольно отказались от льгот и отсрочек. Осенний призыв проходил в условиях осады военкоматов патриотически настроенной молодежью. Туземцы юга России наперебой заявляли, что сочтут за честь служить в обновленной российской армии, племенные вожди – о том, что готовы с радостью и гордостью подчиниться державной власти «нового белого царя». Словом, русский военный успех способствовал сплочению нации, оживил надежды на небывалые перспективы. «Теперь мы поднимем Россию с колен! – потирая руки, повторял российский президент. – Пришло, наконец, оно, наше времечко».

 

                                                      2

 

Данил, только что произведенный в хорунжие, получил письмо из американского штата Миссури. Казаку писала темнокожая Джейн:

«…Во время нашей памятной встречи на острове нам не удалось толком поговорить. Как Вы смотрите на то, чтобы приехать в Соединенные Штаты – продолжить наше знакомство?» 

Обрадованный Данил схватился за словари и учебник: Джейн ему очень понравилась, и он решил непременно заучить несколько фраз по-английски. Над ответным письмом корпели многие станичные грамотеи. Оно получилось таким:

« …Вы, Джейн, живо интересовались жизнью казаков, и я очень хочу, чтобы наш народ и наш щедрый край Вы увидели своими глазами. Еще раз приглашаю Вас посетить Россию…»

И Джейн вскоре приехала на Кубань!

На радость станичников и родни Данила она оказалась разумной, отзывчивой девушкой. Ей понравились сады и виноградники, леса и горы Кубани, пляжи Черного моря; казачьи военные упражнения, скачки, песни и пляски; солнце юга России напоминало ей солнце далекой родины. Казачий уклад жизни также Джейн импонировал… А вскоре станица стала называть американку по-русски – Женей.

Через три месяца Данил и Джейн сыграли свадьбу. Не только станица – весь казачий отдел во всю гуляли три дня. Немало было съедено поросят, индеек, больших осетров; уток и кур никто не считал. Молодые получили подарки: от губернатора края – автомобиль, от войскового атамана – караоке-центр, от станичников – породистого жеребенка. Вскоре после свадьбы Джейн призналась Данилу, что ожидает ребенка. Дивились, гадали: кто родится – девочка, мальчик? Каким он будет – просто смуглым или чернокожим, подобно арапу? Одно было ясно: дитя родится в православной семье, потому что Джейн незадолго до свадьбы крестилась в православную веру.

Вспоминали, как за свадебным столом войсковой атаман в приветственном слове сказал:

- Эх, братья-казаки, сколь кровей в нас намешано! Вот у Данила прабабка была турчанкой. А теперь от молодых, дай Бог им здоровья, будем ждать прибавления. А как иначе? Кровь, братья, великое дело. А если в кровь с молоком матери вливается любовь к отчизне и вере нашей, вырастет добрый казак. Казацкому роду нет переводу!

Как-то Джейн сказала Данилу:

- Знаешь, раньше я слышала, что в России белые и цветные живут в мире. Да, это правда! Тут американцам у русских есть чему поучиться.

Данил и Джейн, их друзья и соратники частенько вспоминали далекий тихоокеанский остров и свои приключения там. Как-то раз молодую пару навестил Игнатьев. Военный писатель отведал индейки, искусно приготовленной Джейн, и подарил свою новую книгу – она посвящалась событиям 23 – 24 августа.

Листая книгу, Данил озабоченно проговорил:

- Памятник на большой высоте мы поставили неплохой, да только нету на нем назидательной надписи – потомству в пример.

- Отчего же? – возразил Игнатьев. - Вот, взгляни-ка сюда!

Игнатьев раскрыл блок иллюстраций, указал на большую фотографию известного памятника. На фото Данил узнал все – блестящий на солнце трехгранный шпиль и гранитную плиту подле него… Снимок был выполнен сбоку, и на торце плиты ясно читалась надпись, взятая со старой русской военной медали:

 

                                           С НАМИ БОГ!

   РАЗУМЕЙТЕ, ЯЗЫЦЫ, ПОКОРЯЙТЕСЬ, ЯКО С НАМИ БОГ.

 

                                                            2005 – 2006

  Биография
  Литературные произведения
     Повести
     Рассказы
     Стихотворения
     Поэмы
  Научные труды
  Общественная и научная  
  деятельность
 
  Обратная связь

Биография Литературные произведения Научные труды Общественная и научная деятельность Обратная связь