СТИХОТВОРЕНИЯ О ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ
ЦИКЛ СТИХОВ, ПОСВЯЩЕННЫХ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1812 ГОДА
СТИХИ О КАЗАКАХ
Стихотворения, опубликованные в коллективных сборниках и журналах в
2001 – 2014 гг.
НОВОРОССИЯ
Новороссия – наша надежда,
Новороссия – наша мечта!
Это – Дикого поля безбрежье
И курганов седых высота;
Ковыля, трав степных колыханье -
Будто бег легкоконных полков,
Что промчалися здесь в Утро Раннее, -
Счет годам отлетал от подков.
Память грозная пращуров свята.
Но иным – как осиновый кол.
Не для всех наступила расплата
В сорок пятом! Их зуд не прошел.
Этой вражеской силы потуги –
Русский край от Руси оторвать –
Тщетны! Дружно встали за други
И за Русь стар и млад воевать.
До Победы! Все россы, их детки
В горе, в счастье теперь – на века.
Надо нам наперед помнить крепко:
В братстве наша судьба высока.
2014
ОПОЛЧЕНЦЫ
Жаль, мало нас. И кончились снаряды.
Ответить нечем… В предрассветный час
Вражины шустро заряжают «грады»,
Чтоб по Донецку вдарить ещё раз.
Так, издаля, они подгадить рады…
Кровь в нас кипит: так хочется подчас,
Чтоб вышли в поле нацики-нацгады
И повидались с нами глаз на глаз!
За нами жёны, дети наши,
Их крови ждёт отродье сатаны.
В разбитых храмах поминают павших
И молятся, чтоб выстояли мы.
Услышал Бог: попёрли их бригады
В колоннах – это в самый раз!
Пусть мало нас – нам подвезли снаряды.
Настал час мести, грозный, смертный час!
2014
СЕВАСТОПОЛЬ
Севастополь всегда был оплотом
Черноморских родных берегов,
Славной гаванью нашего флота.
Били крепко здесь лютых врагов!
Твердь его бастионов могучих
Из сердец русских сложена здесь.
Не страшны вражьи черные тучи:
Дух отважный в сердцах еще есть!
В дни штормов разбивается в пене
Бег прибоя у скал и камней,
А на рейде виднеются тени
Затонувших в боях кораблей.
Стал вневременным наш город-крепость,
Гарнизон не сломить никогда.
И доныне кулак русский крепок.
Было так и так будет всегда!
2014
Воинам забытой войны
РУССКИЕ
Бьет копытом скакун: будет сеча, как встарь!
Бранной славой запела труба.
Покатилась на запад упрямая сталь;
Следом – плач матерей да мольба.
Штык к штыку. Раскатился малиновый звон!
И кровавила небо заря,
И ломалось железо, крошился бетон…
За кого полегли? За царя…
Не добыли… Как жутко: телами мостить
Путь к победе, что еле видна.
Никому не дано, воскресив, причастить…
Чашу мук вы испили до дна.
Вы – забыты. Кладбища травой заросли,
За оградой – другая страна…
Крест свой мученический вы через ад пронесли.
Вам свечу бы – на все времена.
… Раз в году, в сентябре, на кровавой заре,
Батальоны встают из могил.
«Мы в Галиции пали…» - «Об этой поре
Наступать нас Керенский просил».
Здесь Брусилов и Рузский; солдатик из Брод –
Штыком бреется «серый гусар»:
«Эй, робяты! Чудной, суетливый народ!
Жисть моя – вам, непомнящим, в дар…»
1988
КУРГАН
Люблю Курган! Но рок названья
Как тяготил судьбу его?
Избыть бездумье обожанья –
Веленье сердца моего.
Посельщик Тимофей Невежин
Пришел сюда издалека.
Трудился, не смыкая вежды,
Срубил слободку на века.
Но слобожане все роптали:
Местечко застолбили зря!
Не быть добру, коль тын вкопали
Над гробом скифского царя.
Чтоб тень бесплотная не мстила,
Царево Городище – так
Назвали слободу. (Могилы
Страшился, сторонился всяк.)
Гром прогремел из-за Урала:
Имя царя, что пал давно,
К расправе с барами взывало,
На бой, на слом вело оно.
Здесь многим выпала судьбина:
В пылу грозы звать ураган!
И нарекла Екатерина
Мятежных туч гнездо – Курган.
С могильным именем сродниться –
Кто и когда такому рад?
Не виновата в том царица
И город в том не виноват!
Не виноват, что звон кандальный
Отселе плыл и вдаль, и вширь;
Сибирским трактом брел печально
Стон каторжан чрез всю Сибирь.
Потом железная дорога
Вдаль от Урала повела,
Кургану-городу столь много
Для возвышения дала!
Но ранг значенья областного,
Хотя кое-кого вознес,
Для люда доброго, честного
Немного доброго принес.
Хоть на Увале леса пропасть
И рек разлив стремится вспять,
Начальство на болотных топях
Пустилось город расширять.
И потому, хоть небо сине,
И ночь нежна, и светел день,
Град хмурый наш стоит в трясине,
А над курганом – скифа тень.
Царево Городище – это
Сон золотой минувших лет.
Курган - ладья, что вдруг из Леты
В Стикс заплыла. Там жизни – нет.
Жизнь – высота, курган – могила.
Удел земли родной любя,
Молю, чтобы достало силы
Постичь здесь предков и себя.
2011
КЛЕНОВЫЙ ЛИСТОК
Впорхнул листок кленовый в школьный ранец:
Клен опадал… Был незабвенный час:
Аллея выстлала листвы багрянец
У школы, что встречала нас.
Чтоб этот день не стал забытым мигом,
«Храни листок!» - сказала дома мать.
И я хранил: вложив находку в книгу,
Берег в надежде чудо увидать.
В стране моей всем детям чудо снится.
«Вам в коммунизме жить!» - учитель говорил.
А мой листок лежал на той странице,
Где Космонавт улыбку светлую дарил.
Сосед по парте плохо верил в чудо,
Он больше верил в силы торжество.
«Листок не рубль! Польза в нем откуда?» -
В окно со смехом выкинул его.
Он вымахал зело плечистым, рослым,
Но до высот желанных не дошел…
Судьбы улыбка: ставши очень взрослым,
В тетрадке сына лист кленовый я нашел.
2011
ПОЖАР
Безвременье полвека длится…
Где избавители страны?
Приспело время возродиться
Надеждам счастливой весны!
Где избавители народа
От ненавистного ярма,
От тех, кто даровал «свободу»
На них трудиться задарма?
Кто люд простой гнетет нещадно,
Добром богатства не отдаст.
Когда героев беспощадных
Младое поколенье даст?
Костры взовьются с новой силой
(Нам не впервой с огнем шутить),
А новых красных командиров
Не подкупить, не улестить.
В венцах их – тернии, не стразы.
Чрез кровь и муки он придет,
Как очищенье от проказы –
Семнадцатый кромешный год!
2011
ВЫСОТА
Надежда без толку томит,
Влечет по жизни неумело.
Но ум в себе алмаз таит –
Загибы жизни режет смело.
Давно не пленник я мечты,
Владевшей мною в нашу младость.
Душа не терпит пустоты:
Не страсть, но мысль приносит радость.
Движенье мысли – это брань:
За власть ума, за обретенье…
Над головой простерта Длань –
Благословенье к восхожденью.
«Пусть он достиг больших высот, -
Иные скажут. – Был на брани,
А все же зря смущал народ!
Высоты те для нас в тумане».
Пусть так. Чужая слепота
Пытливых, дерзких не стреножит.
Для них есть только высота,
Для них тумана быть не может.
2011
ТОБОЛ
Тобол-река течет неспешно,
Волнам гулливым места нет.
Но к северу разлив безбрежный,
Бушуя, застит белый свет.
Здесь не увидишь глади ровной.
Навстречь теченью плыть? Шалишь!
Тобол стремит валы огромны
До устья, где царит Иртыш.
Природа – матерь вдохновенья,
Ей внемлют агнец и гордец.
В истоках – сила обновленья,
Но лучше ль вялое теченье,
Чем грозный, царственный конец?
2011
ВЕНОК ДЛЯ РОССИИ
Надо нам до веку
Крепкий дать зарок!
Опустите в реку
Из цветов венок.
Снесут волны сини
В дальние края
Твой венок, Россия,
Светлая моя!
Белые березы,
Ясные глаза…
В час святой и грозный
Что тебе сказать?
Цветы полевые,
Вод и неба синь…
Отчего ж, Россия,
Жизнь как полынь?
Для детей прекрасна
Ты, страна моя,
Для иуд ужасна
Красота твоя!
Стебель васильковый
Свит врагам назло:
Чтоб венец терновый
Не язвил чело.
Внемлю я укор твой:
Воли пригубя,
Не сирен заморских
Слушать, а тебя!
Всякий русский знает:
Горе - не беда!
Быть тебе, родная,
Молодой всегда!
2011
Плотина
Зачем разрушили плотину?
Она была как монолит
Отцы весь век здесь гнули спины:
Их правда врезана в гранит.
Вода в запруде собиралась;
Долбясь в бетонное крыльцо,
Потоком в шлюзы низвергалась –
Вращалось жизни колесо.
Напора в самый раз хватало
И всем, и вся: жить – не тужить…
Жизнь справедливо фильтровала:
Тем - вглубь нырять, другим же – плыть.
Держала, знать, нас предков сила:
Подмога эта дорога…
Потоком бурным выносило
Песок златой на берега.
Теперь гребем мы в русле новом –
В тревогах о грядущем дне.
Переиграли все по новой:
Кто – наверху, а кто – на дне.
Воспоминанье о плотине
Все больше мучит и томит;
А колесо, увязнув в тине,
С тех пор не движется – стоит:
Застыла жизнь. В застое мутном
Все золото пошло на дно.
Иссяк поток. В пруду паскудном
Поверху плавает г…но.
С ресниц и век содравши тину,
Такой заводим разговор:
Черт дернул нас сломать плотину!
Она держала б до сих пор…
20-21 апреля 2009 г.
ИЗЛОМ
В злой суете кипит работа:
К жезлу стремятся иль к рублю…
А я все тот же: жду чего-то,
Молюсь, мечтаю и скорблю.
И сердце горестно томится:
В тумане скрыты берега.
Лишь малая души частица
Мне неизменно дорога.
Частицу ту не променяю
На рубль, продажную любовь;
Ее с надеждой сохраняю:
Быть может, вспыхнет искра вновь?
Огонь из искры возгорится –
В нем очищенье и ответ…
Душа жива, пока стремится
Вобрать нам Богом данный свет.
1988, 2001
НОВЫЙ ВЕК
Двадцатый век – железный зверь –
Дни отсчитал когтистой лапой.
В грядущее раскрыта дверь…
Что там – награда иль расплата?
Уж новый век не за горами.
Он даст за прошлое ответ!
Как чистый лист лежит пред нами
Чреда грядущих дивных лет…
Весь век с удачей не дружили
Мы ( это помнит наш народ ),
А для анналов послужили
Вместо чернил – кровь, слезы, пот…
Быть может, больше не споткнемся:
Вдаль в рост идти достанет сил.
На старый век все ж оглянемся:
Чтоб когтем вслед не зацепил.
2000
ПУЛЬС
Как часто мысль, порой шальная,
Приходит ночью, будит мозг:
Мы многого не забываем…
Судьба ж – как стержень: сталь, не воск.
Поэта время не обидит:
Коль мысль жива, и ты живи!
Душа бессмертная все видит:
Во мгле летящий шар Земли,
Движенье толп и войск, и тленье
Безбожных каст, и звон оков,
Азартный спор учений, мнений,
Паденье тронов и столпов.
Мой пульс не трепет малой точки,
Он – жизни вечной торжество:
Останется и в этих строчках
Биенье сердца моего.
2001
МЫТАРИ
Молился мытарь в Божьем храме –
До вопля скорбного, до слез:
Ведь жил поборами, дарами…
И мытаря простил Христос!
Сейчас о милости не просят,
Обходят храмы стороной,
Мытарят всех: мзду им приносят
И стар, и млад. Души покой
Неведом им: влекут дороги,
Где звон сребра, не благовест,
Где есть чертоги и остроги…
Неведомы лишь Бог и крест.
Сребро любить их плоть взывает,
А дух умолк – в том весь ответ:
Хотят жить вечно – и не знают,
Что жизни вечной для них нет.
2003
ОКТЯБРЬ
Плач увядшей сибирской природы
Поутру в октябре не обман:
На окне ручейки и разводы –
За окном не мороз, а туман.
Солнца луч в небе тучи не скроют;
Листьев медь - знак осенних даров.
А над желто-багряной листвою
Блещут главы златых куполов.
Эта осень – как светлая младость.
Хоть и нету зеленой травы,
Поднимается тихая радость:
Перед храмом – ковер из листвы.
2000
ДАЛЬ
Штык шоссе, перелески и рощи,
Неба серость, косяк журавлей,
Что ликуют и стонут, и ропщут.
Неухоженных бедных полей
Лоскуты, что вдали пропадают…
В небо глядя, возносим мольбу.
Журавли в вышине это знают:
Прокурлыкали злую судьбу.
Это ль воля? Эх, нищая доля
Привалила!.. Держись, мужики!
Наша жизнь – это мерзлое поле:
Средь колосьев торчат сорняки.
2000
НАВАЖДЕНИЕ
«Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…» -
Писал великий человек.
Что кануло с ушедшим веком?
Что уготовил новый век?
Все то же! Мчит в таксомоторе
Из казино седок, как встарь.
Хмарь за окном. А в мутном взоре –
Аптека… Улица… Фонарь…
Все так же кривда миром правит –
Глумясь, дурачит простаков.
Нас – тьмы. И нам стопы направить
Велит рок в сумерки веков.
Когда дурман, что век уж длится,
Стряхнет с глаз сонных мой народ,
Круг роковой не повторится
И наваждение пройдет.
2005
СОСНА И БЕРЕЗА
Жила березка на опушке
(Чьей дочерью была, сестрой?)
Зеленокудрые подружки
Поодаль ластились листвой.
Тянулась к солнышку ветвями,
Зеленых не сводя очей,
А милый друг швырял горстями
С небес каскад златых лучей.
Так все меж ними ладно было!
Но как-то знойною порой
Сосна к березке подступила:
«От солнышка меня укрой!
Я утолю твои печали:
Прикрою тонкий зябкий стан,
Спою ненастными ночами
Про милый север – про туман,
Мороз и вьюгу, и завалы
(Снег там по грудь весь век лежит) –
То, что тебя всегда пугало,
То, без чего мне не прожить».-
«Что ж, я давно об этом знала:
Одной печали не избыть, -
Березка ласково сказала. –
Вдвоем все веселее быть».
Шептали добрые подруги:
«Не верь сосне. Не верь… Не верь…-
Прося, тянули ветви-руки.-
Ты солнышку судьбу доверь».
А солнце обогреть спешило
В лесу всех – малых и больших…
Сосна березку задушила
В объятьях хладных и немых.
Подобное не раз бывало
Средь рощ, лесов – зимой, весной…
Но солнце каждый раз вставало
Над торжествующей сосной.
Как много тех, в ком холодеет
Кровь, хоть на улице – весна!
Таких и солнышко не греет,
Весь век свой сохнут, как сосна.
2003
ЛИСА, МЕДВЕДЬ И СОБАКИ
Лисе хвалить Медведя приглянулось.
Имея превеликий вес и чин,
Потапыч лесть любил. Лиса приткнулась
К берлоге. Не жалея сил,
Ну бурого хвалить! Медведь растаял,
Внимая ласковым устам;
Наперсников Лисы расставил
По дебрям, рощам и кустам.
Привык Медведь к хмельному меду:
Жбан полюбил – текли часы…
По пьяни царствовал: не трогал
По наущению Лисы
Лишь тех зверей, кто ей угоден.
Страшася лисьей злой игры,
(Страх жил большой в лесном народе!),
Все затаились до поры.
Кому-то смех, кому-то горе,
Тот – осторожен, тот – удал…
Медведь дряхлел, загрызли хвори;
Другому жезл передал.
Что царь бессменен – это враки,
Для всех бессменен только Бог.
В лесу во власть пришли собаки –
Лиса бежала со всех ног.
С лисою псам ли жить согласно?
(Копили долго гнев в сердцах!)
Ажур интриг плела напрасно:
Жить в дебрях ей, не во дворцах.
Лиса мутить не перестанет,
Да не пришлось бы впредь реветь.
Псы за спиной царя достанут,
Пусть будет даже царь – медведь.
2002
ЗАЯЦ И ЛИС
Хотелось Зайцу новую жену.
А лучше – двух иль трех… Причина?
Он – сексуальнейший мужчина
И даму сердца (не одну!)
Готов голубить. Страсть – без дна…
Он - ого-го! Да вот загвоздка:
Жена – из плоти, не из воска.
Корми-пои… Затея-страсть
Косым настолько овладела,
Что он (неслыханное дело!)
В стремленьи одолеть напасть
К норе лисы явился смело.
Так рассудил: Лис- сердцеед,
Известный баловень, красавец –
Неискренен. Но хитрый Заяц
Наоборот поймет его совет.
Случилось чудо – Лис одобрил
Затею Зайца: мол, давай
Себя в любви сполна испробуй,
Зайчат плодить не забывай!
(И облизнулся.) Жен меняю
Бессчетно я. Ну, а детей
Без алиментов оставляю…
Вон шрамов сколь – от их когтей!
Все можно, если откровенно
(Тут Заяц наш как будто скис):
И жен бросать попеременно,
И дичь ловить и есть отменно,
Когда ты не косой, а лис.
2002
ПРИСЯГА
Когда принимали присягу,
С утра дождик летний прошел.
Курсантов строй к алому стягу,
Печатая шаг, подошел.
У знамени я. Прочь сомненья!
Как будто ступил за порог…
И голос не выдал волненья,
Читая торжественный слог:
Что имя страны нашей свято,
Нет краше ее и сильней…
Прижав к сердцу сталь автомата,
Вгляделся я в лица друзей.
Мы знали: по первому знаку,
Отчизну храня за собой,
От этого места без страха
Пойдем на войну и на бой.
Досталось нам время такое:
Злат век ловкачей и менял…
Никто, честя знамя другое,
Присяги той не отменял!
Отцовская доблесть – нетленна,
Как память: не властны года.
Осталась, крепка и священна,
Присяга в сердцах навсегда.
2005
ПАСХА
Доколе страдать нам? Не знаем ответа.
Не только зимою – весной
Средь мрачных просторов нет Божьего Света,
Все мгла над моею страной.
Во тьму погружены тайга, горы, степи
И трубы заводов пустых.
Но тот, кто не слеп, без сомненья. заметит:
Горят огни храмов святых.
Там, Свет прославляя (так было от века),
Стоит паства ночь напролет –
Возносят молитвы за всех человеков,
За весь наш заблудший народ.
Выходит священник в багряных одеждах,
Несут плащаницу – и вот
Восстали из тьмы и любовь, и надежда –
Столь вера крепка! Поворот –
От ночи к утру. Солнца луч обратился
На купол златой - и возрос
До неба! Мир вдруг изменился:
Воскрес милосердный Христос!
2002
ЛЮБОВЬ
Это ль явь? Твои губы так близко…
Сон ресниц: как глаза глубоки!
Ясный день, хотя солнце уж низко,
Две березы и плес у реки.
Это лето – в день завтрашний дверца.
Мы просили: нам радость даруй!
В навсегда пробудившемся сердце
След оставил тогда поцелуй.
Ждали мы не постылых слезинок
От любви – а под сенью берез
Столько дней золотых, как песчинок,
Что скопил за столетия плес.
Что осталось? Неужто лишь грезы
По былому? Все пало во прах…
И теперь не песчинки, а слезы
Оставляют свой след на губах.
2000 – 2001
ПОСВЯЩЕНИЕ
Душа сладким трепетом дышит
И сердце сжимается вновь,
Когда мне доводится слышать:
«Вера, Надежда, Любовь».
Ах, Вера! Как сказано красно!
Звучит, как веков забытье…
Надежда… Как это прекрасно!
Весь век бы лелеял ее.
Любовь – это имя как сказка,
О счастье мечта… Назови –
И в нем зазвучат власть и ласка…
Что может быть выше любви?
Тревожной поры пусть ненастье
Горячее сердце и кровь
Не студит. Ведь в том уже счастье,
Что носите имя – Любовь.
1998, 2001
Стихотворения, включённые в книги «Излом» (Шадринск, 1994) и «Мост»
(Шадринск, 2000).
В вагоне, где тесно и смрадно –
Горячечных слов кутерьма.
(О том, что живем-де нескладно:
Вот – нары, вот – трон, вот – тюрьма…)
Во мгле, за окном – дождь да поле;
Да избы средь хлябей торчат.
Раздолье-бездолье. Неволя…
Колеса на стыках стучат.
И каждый, изведав немало,
Спешит о своем рассказать…
Качает ребенка устало
До срока поблекшая мать.
Дитя разметалось и стонет,
А мать, истомлена, не спит.
«Крестить надо девочку, Тоня»,-
Старуха упрямо твердит.
И поезд, где сбились мы кучно,
Уносится в сумерки (вскачь –
Беда вслед ему неотлучно) –
Сквозь детский измученный плач.
Кричит, встрепенувшись спросонок,
А мать не поймет, где болит…
Россия – как этот ребенок.
Кто боли ее утолит?
1991
ЦУСИМА
Горит броненосец. К волне накренился,
Стреляет, слабея от ран.
Алярм!.. Правый борт докрасна раскалился.
Спокоен и тверд каперанг.
На мостике – трое. «Сигару? Извольте…»
(А пушки длят смертный свой спор.)
«Ах, вист в Носи-Бе? Как же, помню» - «Позвольте!» -
Гвардейцы ведут разговор.
Японцы с эсминцев «банзай!» прокричали –
Никто на их фарс не глядит.
А в сердце звучит слово светлой печали:
«Россия за нас отомстит».
Сигары дымятся. Чадит броненосец
Одной уцелевшей трубой.
Не спущены флаги: пощады не просит,
Не сыгран прощальный отбой.
Андреевский флаг на ветру всколыхнулся:
Крест синий – он Богом храним.
Корабль от залпа еще содрогнулся…
Кружится воронка над ним.
…Воронка жила. Громыхало на суше –
Хлестал смертоносный металл,-
А в ней будто жили бессмертные души
И праведный гнев клокотал.
Назначено было их внукам и детям,
Чтя памяти вечный обет,
За раны Цусимы достойно ответить
Чрез сорок мучительных лет.
Час тризны настал. В августовском закате
Штандарт самураев поник.
В воронке зловещей, обрушась как в кратер,
Империя сгинула их.
1994, 2004
ПЕРЕД ГРОЗОЙ
Весь вечер в трубах завывало,
Стонали глухо тополя.
Как айсберг черный, туча наползала,
Мрак обвернул и нивы, и поля.
Волнами пенными река покрылась;
Крича, взмывали птицы в пустоту.
И молния, слепя, ярилась,
Как сабля вспарывая темноту.
Загрохотало! Капли ледяные
Падут на землю. Благодатным днем
Все оживет. И станем мы иные
Под очищающим дождем.
1988
ПЕТРУ ВЕЛИКОМУ
Петр Алексеевич, император царственный,
Петр Алексеевич, могучий человек!
Заглянул бы, батюшка, оком государственным
В век наш искалеченный, наш застольный век.
Что узришь, отец родной? Нивы запустенные
Да стада ледащие среди голых нив.
Что услышишь, mein Herz? Речи вдохновенные
Да прожекты громкие. (Сколько было их!)
Что б ты сделал, батюшка? Взял бы дрын осиновый,
Рожи наши сонные вмиг перекрестил,
Краснобаев барственных колбасой резиновой
Да икрой минтаевой вусмерть закормил!
Раньше просто делалось: в Питер – челобитная,
Вора-воеводищу – к дыбе, на допрос:
Ты пошто бесчинствуешь, харя неумытая?
Захлебнешься кровушкой, шелудивый пес!
Медный всадник – взор остер – видит все окраины.
С пьедестала стронуться не пришла пора.
Нету Пера Первого, нет в стране Хозяина.
Надобно Рассеюшке нового Петра!
1988
ТИТАНИК
В величии с Богом сравниться потщились
Сыны «Королевы морей»:
Ковчег небывалый на воду спустили,
Отправились в путь поскорей.
Ковчег превеликий записан в скрижали
Был трепетно и – навсегда.
А курс постоянно на Запад держали,
Где в ночь восходила звезда,
Что в небе большом так надменно горела.
Там высился горный утес,
И море вокруг недовольно шумело,
И Идол свой факел вознес.
К звезде обольстительной с музыкой плыли,
Шлейф дымный ковчег дерзко стлал…
И так, величаясь, о Боге забыли,
И Бог испытанье послал.
Сердца трепетали, прельстившись обманом,
А глотки ревели «ура!»,
И пели, и пили… И тут из тумана
Всплыла ледяная гора.
И гибли как жили: богатые – в лодки,
Спасать животы, кошельки;
А голь билась в трюмах: охрипшие глотки
Стенали, зайдясь от тоски.
Вот лодки отплыли. Ковчег накренился,
Тоскою предсмертной томим.
В пучину, винтами крутя, провалился,
И волны сомкнулись над ним.
Одни прощены за гордячество были –
Чрез муки спаслись на века.
Богатые волей лукавого всплыли,
Чтоб сгинуть в пучине греха.
Душ бедных немало пред Богом предстало.
(Приют свой нашли в глубине…)
Над бездной звезда неподвижно стояла,
Смеялась звезда в вышине.
1998
ВЕСНА
Шел Май, потряхивая бойко
Душистых ландышей венком.
Весна подъехала на тройке
И одарила рушником.
Смеясь, сказала мне: «Ты – тот же:
От жизни хочешь взять сполна…
Я помню, был ты помоложе:
Вон – прихватила седина».
А я молчу… Весна не знает,
Как стылой ночью, каждый год,
Ко мне приходит Осень злая,
Стучится властно у ворот.
Глаза знобящие прищурив,
Целует в губы… Пьет до дна
Хмельное зелье. Брови хмурит:
Любовь, ей мнится, - холодна…
Нам эта ночь подарит то же:
И холод слез, и льдистость глаз,
Хмарь за окном… Шаги прохожих…
Мы далеки, как в прошлый раз.
Обворожёно уступая,
Руки её легко коснусь…
Ведь я давно – она-то знает! –
Люблю красавицу-Весну.
1989
* * *
Рощи и нивы запустенны;
Сквозь поле тянется стерня.
Листвы багрянец – плат бесценный –
Под шелест кущ манит меня.
Среди полуденной истомы
Ветер, шаля, прильнул к земле:
Вплетает золото соломы
В чернь-серебро на борозде.
Как дева в шашни малолеток
Прищуром глаз вперяет хмурь, -
Так чрез вуаль безлистых веток
Сквозит небесная лазурь.
1994-1995
ЗИМА
Посеребрило изумруды
Сосновых игл. А в тишине
Трещат стволы: зимы причуды…
Бор закуржавел в дивном сне.
Златые искры рассыпая
(Впору бахвалиться добром!),
Хвост лисий средь снегов мелькает,
След заметает серебром.
Зима-боярыня одела
Снегов парчу, инея плат.
Пройдясь неспешно, осмотрела
Чертоги из еловых лап.
Здесь жить ей долго. Леса грезы
Метель баюкает, бела:
Весенние приснятся ль слезы?
Зима сибирская пришла!
1995-1996
ОСЕНЬ
Луга желтеют… В травах изумрудных
Находит глаз оттенок золотой.
Лесов и рощ багрянец чудный,
Листвы дурманящий настой –
Все дышит осенью холодной.
Прошло и минуло… Вспомянешь отжитое –
Отраду беспечальных дней.
Душа омыта светлою слезою
И растворен небесной бирюзою
Клин отпевавших лето журавлей.
…Лист облетает. Север хладом дунул,
Сдирая с рощи плат. Дожди уж льют…
Легла на сердце горестная дума:
Ведь в суете житейской не подумал,
Что журавли так наше лето отпоют.
1997
ТАИС
Слышишь, Таис, шептанье прибоя?
То не сон: ты – во мне, я в тебе…
Я сегодня вернулся из боя,
Щит повесил на медном гвозде.
Меднотелая, дивная Таис!
Крепок, свят наш взаимный обет:
Лишь вчера мы с тобою расстались,
Не видались – две тысячи лет…
Ран моих незажившее бремя
Не залечит веков забытье,
Не прибавило быстрое время
Новых звезд в ожерелье твое.
«Гелиайне!» - поют нереиды,
Тень триеры скользит по воде.
Нет нам места во мраке Аида:
Мир велик. Ты со мною – везде.
Ты их пены морской выступаешь
В обрамленьи змеящихся кос.
Я немею, когда распускаешь
Вороненые струи волос.
Сероглазая дева-Харита,
Воплощение вечной мечты!
Что еще, о дитя Афродиты,
Было создано лучше, чем ты?
1990
БАЛ САТАНЫ
Что суждено? Судьбы свершенье:
Мне в рай врата отворены…
Возьму у Бога разрешенье,
Чтоб повидать бал сатаны.
Та ночь – моя! Сюда слетелись
Фагот и Кот, их господин…
Среди гостей царит веселье;
Маг правит бал. Я не один:
Звеня доспехами, мечами,
Мои герои входят вслед.
Взгляд Королевы нас встречает…
Он снится мне уж много лет.
И пред моею Маргаритой
Я на колено припаду:
«Довольны Вы моею свитой?» -
«О, друг мой! Слов я не найду…
Венок любви – из желтых лилий –
Я для тебя давно сплела.
Мне только здесь глаза открыли…
Ну где ж ты был? Я так ждала…»
Чудесный мир! Мираж капризный!
Ты будто сон цветной возник.
Прими меня при этой жизни…
Хотя б на миг… хотя б на миг…
1989
* * *
Мне девятнадцать. Дине – двадцать два.
Протяжно бьют часы в пустой квартире.
Бормочет глухо сводница-Москва…
Что нам Москва? Одни мы в целом мире.
Для мук любви сердца отворены,
Вином пропитаны и сигаретным ядом.
А Неизвестная взирает со стены
Загадочно-высокомерным взглядом.
«К чему ненужные слова?
Ведь ты влюблен и грезишь мною, верно?
Садись поближе, я тебя ждала,
Мой мальчик, рыцарь добрый, верный…»
Бессвязный шепот, нежные слова…
Что будет завтра, кто ответит?
Мне – девятнадцать, Дине – двадцать два…
Что может быть прекраснее на свете?
1988
* * *
Я тебя не люблю. Ты не знаешь,
Сколь правдива людская молва.
Ты, подобно лисе, заметаешь
Оброненные прежде слова.
Мечешь бисер, забывши про меру:
Как всегда, не прожить без прикрас.
Лишь одно принимаю на веру:
Холод ласково жалящих глаз.
Жизнь горька. А любовь – это бремя:
То молюсь, то ропщу, то скорблю.
Но кого ж полюбить в наше время?..
Не люблю я тебя, не люблю.
1993
* * *
Не нужна мне посмертная слава,
Бронзы блеск, эпитафий хвала…
Разнесчастная наша держава,
Для чего ты меня родила?
Ты, как нищая мать, народила
Сыновей-дочерей полон дом.
Пробил час – ты их в путь снарядила:
Христа ради, за горьким куском.
Те, что благами нас наделяют,
Не спешат по заслугам воздать.
Здравой жилки они не теряют:
Могут дать… ну, а могут не дать.
Их последнюю сладость я знаю:
Жизнь твоя утечет, как песок,
И тебя, без сомненья, признают –
На могилу положат кусок.
1989
ДОРОГА
Вот кони рысят, ямщики во хмелю,
Дорога бела и длинна…
И буду ль я счастлив, когда разлюблю
Тебя, ледяная страна?
По белой равнине кибитка летит,
Дорога ведет в никуда…
Звезда над равниной колюче блестит,
Страны роковая звезда.
А счастье и воля совсем не видны,
И слезы бегут по щекам…
Постылые слезы совсем не нужны
Упившимся вдрызг ямщикам.
К звезде мы упрямо кибитку стремим:
Пусть думают все, что – вперед…
Ведь есть горизонт и у белых равнин!
Там лунное солнце встает…
1988
ГАЛИФЕ
Деду моему, Корнилу Петровичу,
сержанту Великой войны
Дошли до ручки. Вымотались в доску.
Война шабаш справляет второй год.
Дождь моросит. В окопе мокро, скользко…
В раскисшей глине ползаю, как крот.
Продвинулись мы. Заняли поляну.
Гляжу: лежит. Не тюлька – офицер!
Осколок разбабахал «фортепьяно»…
А галифе – ну прямо мой размер!
Сукно – новье. Поверх «хэбэ» напялил.
(До дыр сносились, им уже хана.)
А из траншеи востры зенки пялил
На мой трофей зануда-старшина.
Гляжу, зовет. Я подтянулся; лихо,
По форме, подошел и козырнул.
Докладываю… Он – сквозь зубы, тихо:
«Зачем ты эту гадость натянул?»
Молчу… Война, браток, не тетка:
На честном слове дышим и живем.
Горчит сухарь и будет горькой водка,
Покуда фрицу глотку не порвем.
Не там ты нарушение приметил,
Тут впору подсобить, а не карать.
Эх, жаль добра!.. И я ему ответил:
«Напялил… Чтоб своих не замарать!»
1989
ПРИКАЗ №227
На высоту отметка «сто один»
Привел нас лейтенант из разведроты:
«За нами Волга, немец – впереди.
Зарыться в землю! Матушка-пехота…»
Над нами «юнкерсы». Бомбежка, артобстрел…
Из «скрипачей» бесчинствует, зараза!
В тылы не пятимся: за драп – расстрел.
Дамоклов меч сурового Приказа.
Кресты на башнях… Вот пехота поднялась.
Шагают, гады, будто на параде.
Я из «максима» их подбрею всласть:
Покланяйтесь сибирской мехбригаде!
Их танки прут. Велик стальной косяк!
С гранатой на него – лихая штука.
Встал из окопа парень-сибиряк,
Под гусеницы лег без звука.
Железный дьявол! Ты бронею мнешь
Без трепета – железом по живому.
Да только нас железом не согнешь,
Не одолеешь. Нету в нас надлома!
Я встал. Сошлись лицом к лицу.
(Взгляд лейтенанта чувствую затылком.)
Шагнул вперед:- все к одному концу…
Оружие мое – бутылка.
Он зачадил. Контужен я, но цел.
Я отстоял… Он думал: сдрейфю, струшу!
Эсэсман рыжий цейсовский прицел
Навел в мою простреленную душу…
Товарищ Сталин! В бой мы шли за вас.
В последний бой. (Для некоторых – первый.)
Мы умираем, выполнив Приказ.
Но где же наши танки? Где резервы?
Они пришли: «катюши», «петляки».
Смерч огненный венец высотки вздыбил…
Под танками легли сибиряки.
Отмщения никто из них не видел.
…Восходит солнце, красит день заря.
Земля круги свершает раз за разом.
Мы мало жили – полегли не зря:
Ведь принимали смерть не по приказу.
1989
